Пишет  живой человек:

Написано по случаю игры в txt_me
Можно считать тизером к "Человеку, которого нет"

Спасибо  Irmingard за поддержку и вдохновление.
Спасибо  Елена Рюрик за вычитку.

Спасибо тебе за то, что ты есть.

Иерихонская роза

Есть такое растение, и вовсе оно не роза на самом деле. Сухое, жилистое, цепкое и неприкаянное растение жесточайшей пустыни. То, что прорастает и расцветает за несколько часов, раз в сто лет, если повезет.
Вот, например, человек. Допустим, его зовут Лу. В детстве он верил в чудеса. Он сам был чудом: ну правда же, ангельское дитя, золотистые волосы, глаза - отражение неба. Действительно умненький. Действительно кроткий. Чудо-ребенок!
А потом вырос и оказался пидарасом. А мать-то умерла родами. Зря старалась. Отец в отчаянии, в гневе, в громоблещущем облаке проклятий.
Никаких чудес, пошел вон. Вон!
Чтобы ноги твоей никогда.
Вот человек, его зовут Лу. Ему семнадцать. Он стоит на носу большого парома, ветер вышибает из глаз холодные слезы. Он плывет в чужую страну - на отцовы деньги, как последний плевок. Все-таки подальше от греха, чтобы здесь не узнали. Соседи, родня, сослуживцы, не дай бог.
Такое клеймо на всю семью.
С глаз долой.
читать дальшеНикаких чудес, в той другой стране тоже не любят таких, а такие и сами-то любить не очень умеют – опыта нет. Любовь тишком не живет: разрывает путы, покровы, завесы, разрывает сердце, разрывает молчание, а кто не молчит – тот бит, тот сидит...
Не дай бог такую любовь, нельзя любить, никаких чудес.
Никакой любви, один разврат, всё хорошо, не бойся.
Вот человек, его зовут Лу. Ему двадцать три, он уже в другой стране, в третьей, в четвертой, в пятой. Орден не орден, банда не банда, тайное братство, мимо государств и правительств, поперек всех идеологий и границ: исправить мир, исцелить от бесчудесья, бессмысленности, обездоленности. Правда и справедливость, миру шанс, научись быть стойким, научись быть лучшим, научись играть идеями и словами – словом сотворен мир, словом его изменим. Научись стрелять тоже. Любовь? Вот такая? Да пожалуйста, только не среди своих, ладно?
Никаких чудес, иерихонская роза, катись себе, клубок иссохших ветвей, катись по миру, кому ты нужен – только миру в целом, умница и герой, но никому в отдельности.
Так вперед!
Вот человек по имени Лу. Ему двадцать пять. На желтой дороге, в пыли, на корточках, он ковыряет подсохшее слоновье дерьмо, он читает следы – и тень падает перед ним на дерьмо и пыль, такая ровная, такая четкая: раз – и застыла, как по команде. Человек Лу запрокидывает голову, щурит глаза – против солнца, да с его близорукостью, да слишком близко снизу вверх, так и шею свернешь, кто это такой? Не видел его здесь прежде, неужели – из своих, с кем нельзя, никаких чудес, никакой любви?
А он стоит, тот, чья тень перегородила дорогу, ровный, четкий, и всё, и навсегда. На десять лет оставшейся жизни, целых десять лет. Так вот – оба и сразу.
Невротики, что с них возьмешь.
Здесь замедлим бег, здесь тоже никаких чудес, просто один был другому как корабль – резкий, четкий, опасный, во всеоружии, и всегда где-то вдали, где-то недосягаемо, ну разве что на короткий денек вдруг нагрянет, рядом, не поверишь, так бывает... Это ты? О! И если есть дела, которые могут подождать - они подождут, а не могут, ну... Опять телефон. Подожди минутку, я отвечу...
А сам тому - как маяк, свет издалека. Всегда будешь здесь, куда стремится мое сердце.
И я вернусь.
Катись по миру, может быть, где-то и встретимся: ты, я, жизнь... А пока человек Лу живет и работает в родной стране этого второго, в которой этот второй бывает по три месяца в году, и то в глухих далеких городишках и поселках севера и юга, в крошечных портах у самых границ. А у Лу самая работа в центре: газеты, журналы, телевидение, радио, вся агитация и пропаганда. Свое писать – потом, когда-нибудь, когда мы уйдем на покой и заживем мирно где-нибудь вдвоем, ладно? В тихом месте, где никому не будет дела до нас. Чтобы море, горы или холмы, длинные дюны, песчаные косы, камни в оборках пены, сосновый лес… Мы будем старые-престарые, но еще ничего, ладно? Бодрые такие. Ты будешь гулять вдоль берега или сидеть на террасе, или хочешь – у нас будет лодка с парусом, или целая яхта, да? А я буду строчить в блокноте что-нибудь совсем сумасшедшее, где чудес будет напихано так, что валятся через край страниц.
Помнишь, как у Хикмета? «Пришлите мне книги со счастливым концом…»
Напишу сто книг для такого случая.
Никаких чудес. Оба умрут под пытками, с разницей где-то в полгода, один - потому что присяга, вот и не ушел. Переворот, стреляли, казнили, книги жгли - это всё было позже, когда тот второй уже умер.
До последнего пытался остановить накатывающую катастрофу.
Не удалось.
Человек Лу тогда вспомнил, что еще он умеет стрелять. Через несколько месяцев взяли и его.
Никаких чудес. Одного просто выбросили в море, которое он так любил, другой вообще неизвестно где – бросали-то где попало, не стеснялись, прямо на тротуарах, или возле свалки, в реку, или на шоссе, не всем и общая могила досталась, да какая разница?
Умер – и скажи спасибо.
Множество безвремений спустя, в тот же день, когда наконец умер, а может даже и раньше того дня, покрутившись путаницей сухих веток в затоне времени, в завитке течения, он откроет глаза в другом месте, в другой жизни.
Никаких чудес, волной прибило.
И продолжит с того же места: напишет книгу, на которую не хватило жизни, напишет вторую, третью, заговаривая зубы судьбе. Чудес в них будет понапихано столько, что никому и в голову не придет принимать всерьез такую картину мира.
Он же обещал.
Второй прочитает. И десять лет будет обходить стороной, поглядывать издали, наблюдать через блоги и социальные сети, не приближаясь.
Не узнавая.
Никаких чудес: ни один не будет помнить о предыдущих десяти годах, да и вообще. Все в курсе: так не бывает. К тому же ни одного из них больше не будут звать Лу, ни один из них больше не будет военным моряком, никаких кораблей, никаких маяков, никаких газет и радио. Допустим, два педагога в городе посреди великой равнины, работающие не по специальности, а кем придется, лишь бы на жизнь хватало.
Всё на свете делится на то, что может быть, и то, чего быть не может. Например, чудеса. Их нет.
Никаких чудес. Простое устройство мира: анатомия и физиология, гормоны, ликворы, нейромедиаторы, всё такое. Волны и корпускулы. Кванты. Магнитные поля. Электричество и межмолекулярные связи. Гравитация. И что-то еще, чему мы пока не знаем (или никогда не узнаем) названия, не знаем законов и свойств, не знаем правил. Что-то еще, что неминуемо приведет к закономерному итогу. Однажды тот второй все-таки подойдет за автографом, а тот, кого в этой жизни ни разу не назвали Лу, влюбится с первого взгляда. Невротики, что с них возьмешь. А дальше дело пойдет, дальше они уже сами справятся и без этого длинного нескладного заклинания, приворота, наговора, ворожбы…
Да и не действуют заклинания в этом мире, где есть столько химии и физики, алгебры и геометрии, истории и географии, известных и неизвестных законов. Законов, я сказал.
И никаких чудес.


URL записи

Пишет  живой человек:

Иерихонская роза (Anastatica hierochuntica)




URL записи