Авторы: Юлия Власова, Галина Бедненко

Исследование сюжетно-смыслового поля сказки «Рике с Хохолком»


Волшебная сказка является излюбленным материалом для символического иносказания душевных переживаний. Это дидактическая метафора для научения души: бессознательного восприятия определенной последовательности смыслов, эмоционально-чувственной ткани культурного мифа. Это также щедрый материал для множества проекций своей познаваемой реальности на символический пласт бытия и, как следствие, инсайтов, внезапного постижения внутреннего смысла свой личной истории.

Хорошо разработанные сюжеты сказок могут быть ориентированы на человеческое развитие личности, обретение определенных душевных качеств и соблюдение внутренних правил. Потому неудивительно, что в сказках современная психология и, в частности, аналитическая психология замечает сюжеты индивидуации, пути к максимально полному и возможному развитию и совершенству души. Именно поэтому сказка анонимна и безлична. Это история, которая может случиться на символическом уровне или случается с каждым.

Существует мнение о том, что исходный сюжет «Рике с хохолком» был популярен в XVII веке, однако источник его до нас так и не дошел. Здесь мы намеренно выбрали два авторских варианта волшебной сказки, один, наиболее популярный, авторства Ш. Перро, написанный в традиционном ключе и в привычном волшебно-метафорическом дискурсе в 1698, а второй – написанный год раньше, в 1697, романисткой Катрин Бернар. Анализ обоих произведений поможет нам сравнить существование одного и того же сюжета на двух различных уровнях сказочной, метафорической и даже психической организации мифологического пространства.

читать дальшеВопреки хронологии возникновения вначале мы предлагаем исследовать сказку Ш. Перро, которая в большей степени удовлетворяет структуре и дидактическому посылу волшебной сказки. Во многом это произошло благодаря влиянию на творчество Ш. Перро философии эпохи Просвещения с ее рационализмом и вниманием к воспитанию подрастающего поколения. Однако это же свойство текста сделало его более близким народной «волшебно-воспитательной» сказки, что дает нам возможность интерпретировать текст в парадигме героики индивидуации.

Текст сказки Ш. Перро (Перевод с французского А. Федорова):

Жила когда-то королева, у которой родился сын, такой безобразный, что долгое время сомневались — человек ли он. Волшебница, присутствовавшая при его рождении, уверяла, что все обернется к лучшему, так как он будет весьма умен; она даже прибавила, что благодаря особому дару, полученному им от нее, он сможет наделить всем своим умом ту особу, которую полюбит более всего на свете.

Это несколько утешило бедную королеву, которая весьма была огорчена тем, что родила на свет такого гадкого малыша. Правда, как только этот ребенок научился лепетать, он сразу же стал говорить премилые вещи, а во всех его поступках было столько ума, что нельзя было не восхищаться. Я забыл сказать, что родился он с маленьким хохолком на голове, а потому его и прозвали: Рике с хохолком. Рике было имя всего его рода.

Лет через семь или восемь у королевы одной из соседних стран родились две дочери. Та из них, что первой явилась на свет, была прекрасна, как день; королеве это было столь приятно, что окружающие опасались, как бы ей от слишком сильной радости не стало худо. Та самая волшебница, которая присутствовала при рождении Рике с хохолком, находилась и при ней и, дабы ослабить ее радость, объявила, что у маленькой принцессы вовсе не будет ума и что насколько она красива, настолько она будет глупа. Это очень огорчило королеву, но несколько минут спустя она испытала огорчение еще большее: она родила вторую дочь, и та оказалась чрезвычайно некрасивой.

— Не убивайтесь так, сударыня, — сказала ей волшебница, — ваша дочь будет вознаграждена иными качествами, и будет у ней столько ума, что люди не заметят в ней недостатка красоты.

— Дай бог, — ответила королева, — но нельзя ли сделать так, чтобы старшая, такая красивая, стала немного поумнее?

— Что до ума, сударыня, я ничего не могу для нее сделать, — сказала волшебница, — но я все могу, когда дело идет о красоте, а так как нет такой вещи, которой я бы не сделала для вас, то она получит от меня дар — наделять красотой того, кто ей понравится.

По мере того как обе принцессы подрастали, умножались и их совершенства, и повсюду только и было речи, что о красоте старшей и об уме младшей. Правда и то, что с годами весьма усиливались и их недостатки. Младшая дурнела прямо на глазах, а старшая с каждым днем становилась все глупее. Она или ничего не отвечала, когда ее о чем-либо спрашивали, или говорила глупости. К тому же она была такая неловкая, что если переставляла на камине какие-нибудь фарфоровые вещицы, то одну из них непременно разбивала, а когда пила воду, то половину стакана всегда выливала себе на платье.

Хотя красота — великое достоинство в молодой особе, все же младшая дочь всегда имела больший успех, чем старшая. Сперва все устремлялись к красавице, чтоб поглядеть на нее, полюбоваться ею, но вскоре уже все шли к той, которая была умна, потому что ее приятно было слушать; можно было только удивляться, что уже через четверть часа, даже раньше, никого не оставалось подле старшей, а все гости окружали младшую. Старшая, хоть и была весьма глупа, замечала это и не пожалела бы отдать всю свою красоту, лишь бы наполовину быть такой умной, как ее сестра. Королева, как ни была разумна, все же порой не могла удержаться, чтоб не попрекнуть дочь ее глупостью, и бедная принцесса чуть не умирала от этого с горя.

Как-то раз в лесу, куда она пошла поплакать о своей беде, к ней подошел человек очень уродливой и неприятной наружности, одетый, впрочем, весьма пышно. Это был молодой принц Рике с хохолком: влюбившись в нее по портретам, которые распространены были во всем мире, он оставил королевство своего отца ради удовольствия повидать ее и поговорить с нею. В восторге от того, что встретил ее здесь совсем одну, он подошел к ней и представился как только мог почтительнее и учтивее. Он приветствовал ее, как подобает, и тут, заметив, что принцесса очень печальна, сказал ей:
— Не понимаю, сударыня, отчего это особа столь прекрасная, как вы, может быть столь печальна? Хоть я и могу похвалиться. что видел множество прекрасных особ, все же, надо сказать, не видел ни одной, чья красота напоминала бы вашу.
— Вы так любезны, сударь,— ответила ему принцесса и больше ничего не могла придумать.
— Красота, — продолжал Рике с хохолком, — столь великое благо, что она все остальное может нам заменить, а когда обладаешь ею, то, мне кажется, ничто уже не может особенно печалить нас.
— Я бы предпочла, — сказала принцесса, — быть столь же уродливой, как вы, но быть умной, вместо того чтобы быть такой красивой, но такой глупой.
— Ничто, сударыня, не служит столь верным признаком ума, как мысль об его отсутствии, и такова уж его природа, что чем больше его имеешь, тем больше его недостает.
— Не знаю, — сказала принцесса, — знаю только, что я очень глупа, оттого-то и убивает меня печаль.
— Если только это огорчает вас, сударыня, я легко могу положить конец вашей печали.
— А как вы это сделаете? — спросила принцесса.
— В моей власти, сударыня, — сказал Рике с хохолком, — наделить всем моим умом ту особу, которую я полюблю более всего на свете. А так как эта особа — вы, сударыня, то теперь от вас одной зависит стать умной, лишь бы вы согласились выйти замуж за меня.
Принцесса была совсем озадачена и ничего не ответила.

— Вижу, — сказал Рике с хохолком, — что это предложение смущает вас, но я не удивляюсь и даю вам сроку целый год, чтобы вы могли принять решение.

Принцессе настолько не хватало ума, и в то же время ей так сильно хотелось иметь его, что она вообразила, будто этому году никогда не будет конца, — и вот она приняла сделанное ей предложение. Не успела она пообещать Рике, что выйдет за него замуж ровно через год, как почувствовала себя совсем иною, нежели раньше. Теперь она с поразительной легкостью могла говорить все, что хотела, и говорить умно, непринужденно и естественно. В ту же минуту она начала с принцем Рике любезный и легкий разговор и с таким блеском проявила в нем свой ум, что Рике с хохолком подумал, не дал ли он ей больше ума, чем оставил себе самому.

Когда она вернулась во дворец, весь двор не знал, что и подумать о таком внезапном и необыкновенном превращении: насколько прежде все привыкли слышать от нее одни только глупости, настолько теперь удивлялись ее здравым и бесконечно остроумным речам. Весь двор был так обрадован, что и представить себе нельзя; только младшая сестра осталась не очень довольна, потому что, уже не превосходя теперь умом сестру, она рядом с нею казалась всего лишь противным уродом.

Король стал слушаться советов старшей дочери и нередко в ее покоях совещался о делах. Так как слух об этой перемене распространился повсюду, то молодые принцы из всех соседних королевств стали пытаться заслужить ее любовь, и почти все просили ее руки; но ни один из них не казался ей достаточно умным, и она выслушивала их, никому ничего не обещая. Но вот к ней явился принц столь могущественный, столь богатый, столь умный и столь красивый, что принцесса не могла не почувствовать к нему расположения. Отец ее, заметив это, сказал, что предоставляет ей выбрать жениха и что решение зависит только от нее. Чем умнее человек, тем труднее принять решение в таком деле, а потому, поблагодарив отца, она попросила дать ей время на размышление.

Случайно она пошла гулять в тот самый лес, где встретила принца Рике, чтобы на свободе подумать о том, что ей предпринять. Гуляя там в глубокой задумчивости, она вдруг услышала глухой шум под ногами, как будто какие-то люди ходят, бегают, суетятся. Внимательно прислушавшись, она разобрала слова. Кто-то говорил: «Принеси мне этот котелок!» А кто-то другой: «Подай мне тот котелок». А третий: «Подложи дров в огонь». В тот же миг земля разверзлась, и у себя под ногами принцесса увидела большую кухню, которую наполняли повара, поварята и все прочие, без кого никак не приготовить роскошного пира. От них отделилась толпа человек в двадцать или тридцать; то были вертельщики, они направились в одну из аллей, расположились там вокруг длинного стола и, со шпиговальными иглами в руках, в шапках с лисьими хвостиками на головах, дружно принялись за работу, напевая благозвучную песню. Принцесса, удивленная этим зрелищем, спросила их, для кого они трудятся.

— Это, сударыня, — отвечал самый видный из них, — для принца Рике, завтра его свадьба.

Принцесса удивилась еще больше и, вспомнив вдруг, что сегодня исполнился ровно год с того дня, как она обещала выйти замуж за принца Рике, еле устояла на ногах. Не помнила она об этом оттого, что, давая обещание, была еще глупой, и, получив от принца ум, который он ей подарил, забыла все свои глупости.

Она продолжала свою прогулку, но не успела пройти и тридцати шагов, как пред ней предстал Рике с хохолком, исполненный отваги, в великолепном наряде, ну, словом, как принц, готовящийся к свадьбе.

— Вы видите, сударыня, — сказал он, — я свято сдержал слово и не сомневаюсь, что вы тоже пришли сюда затем, чтобы исполнить ваше обещание и сделать меня самым счастливым среди людей, отдав мне вашу руку.

— Признаюсь вам откровенно, — ответила принцесса, — я еще не приняла решения, какое хотелось бы вам, и не думаю, чтобы когда-нибудь приняла.
— Вы удивляете меня, сударыня! — сказал ей Рике с хохолком.
— Верю, — ответила принцесса, — и конечно уж, если бы я имела дело с человеком грубым или глупым, то была бы в великом затруднении. «Слово принцессы свято, — сказал бы он мне, — и вы должны выйти за меня замуж, раз вы мне обещали!» Но я говорю с человеком самым умным во всем мире, а потому уверена, что вас удастся убедить. Вы знаете, что, когда я еще была глупой, я все-таки и тогда не решалась выйти за вас замуж, — так как же вы хотите, чтобы теперь, обладая умом, который вы мне дали и от которого я стала еще разборчивее, чем была прежде, я приняла решение, какое не смогла принять даже в ту пору? Если вы и вправду собирались на мне жениться, то напрасно вы избавили меня от моей глупости и научили во всем разбираться.
— Если глупому человеку, как вы только что сказали, — возразил Рике с хохолком, — было бы позволено попрекать вас изменой вашему слову, то почему же мне, сударыня, вы не разрешаете поступить так же, когда дело идет о счастье моей жизни? Какой смысл в том, чтобы люди умные оказывались в худшем положении, чем те, у которых вовсе нет ума? Вы ли это говорите, вы, у которой столько ума и которая так хотела поумнеть? Но давайте вернемся к делу. Если не считать моего уродства, что не нравится вам во мне? Вы недовольны моим родом, моим умом, моим нравом, моим поведением?

— Ничуть, — отвечала принцесса, — мне нравится в вас все, что вы перечислили сейчас.
— Если так, — сказал Рике с хохолком, — я очень рад, потому что вы можете сделать меня самым счастливым из смертных.
— Как же это может быть? — удивилась принцесса.
— Так будет, — ответил принц Рике, — если вы полюбите меня настолько, что пожелаете этого, а чтобы вы, сударыня, не сомневались, знайте: от той самой волшебницы, что в день моего рождения наградила меня волшебным даром и позволила мне наделить умом любого человека, какого мне заблагорассудится, вы тоже получили дар — вы можете сделать красавцем того, кого полюбите и кого захотите удостоить этой милости.
— Если так, — сказала принцесса, — я от души желаю, чтоб вы стали самым прекрасным и самым любезным принцем на всей земле, и, насколько это в моих силах, приношу вам в дар красоту.
Не успела принцесса произнести эти слова, как принц Рике уже превратился в самого красивого, самого стройного и самого любезного человека, какого мне случалось видеть.

Иные уверяют, что чары волшебницы здесь были ни при чем, что только любовь произвела это превращение. Они говорят, что принцесса, поразмыслив о постоянстве своего поклонника, о его скромности и обо всех прекрасных свойствах его ума и души, перестала замечать, как уродливо его тело, как безобразно его лицо: горб его стал теперь придавать ему некую особую важность, в его ужасной хромоте она теперь видела лишь манеру склоняться чуть набок, и эта манера приводила ее в восторг. Говорят даже, будто глаза его казались ей теперь даже более блестящими оттого, что были косы, будто в них она видела выражение страстной любви, а его большой красный нос приобрел для нее какие-то таинственные, даже героические черты.

Как бы то ни было, принцесса обещала Рике тотчас же выйти за него замуж, лишь бы он получил согласие ее отца. Король, узнав, сколь высоко его дочь ставит принца Рике, который к тому же был ему известен как принц весьма умный и рассудительный, был рад увидеть в нем своего зятя. Свадьбу отпраздновали на другой день, как и предвидел Рике с хохолком, и в полном согласии с приказаниями, которые он успел дать задолго до того.


К интрапсихической интеграции

У некоей королевы рождается сын, безобразный донельзя, но фея утешает мать тем, что он будет разумным сверх меры, и более того, сможет оделить этим качеством ту, которая полюбит его больше всего на свете. Фея играет здесь роль древней богини судьбы, подобной норне скандинавов или мойре древних греков, доле и недоле славян. Эти божества приходили к каждому человеку при рождении и предсказывали ему судьбу . В аналитическом ключе фея воспринимается нами как некий «агент Самости».

Второй раз в этой сказке та же самая фея приходит на родины к другой королеве, которая рожает дочерей. И здесь она умеряет чрезмерную радость королевы, сообщая ей об одном крайне огорчительном условии, а затем вновь возвращая надежду на лучшее. Мы впервые в этой сказке встречаемся с характерным авторским дидактическим посылом (несвойственным в той же степени народной сказке), своеобразным предупреждением о чрезмерной экзальтации. И в интерпретации этого момента нам важно подчеркнуть, что фея таким образом напоминает Королеве о Тени деторождения, которое есть не только радость, но и тревоги, печаль, огорчения; о том, что у ребенка есть не только позитивные, но и негативные черты и свойства. Неслучайно тут и появление второй сестры, уродливой, хотя и – подобно закону зазеркалья – разумной. Судьбе уродливой сестры уделено немного внимания, потому мы сразу проясним здесь этот нюанс. Если старшая сестра – воплощенная красота, то младшая – воплощенный разум. Некрасивая младшая дочь уходит со сцены сказки, когда к старшей приходит разум, и таким образом утрачивается изначальная расщепленность рожденных королевы. Ее исчезновение тут это знак интеграции.

Глупая принцесса встречает умного Рике, когда осознает свою глупость. Она научилась не только сознанию, но и достигла осознавания. Это позволяет ей привлечь Анимуса, интегрироваться с которым женщина может на том этапе развития, когда способна осознавать себя саму в достаточной для того степени.

В результате такого нечаянного свидания Рике не отдает свой ум просто так, хотя принцесса ему нравится. Он заручается ее обещанием выйти за него замуж. Таким образом, мы видим, что, по сути, комплементарность их качеств возможна лишь в слиянии, но не отдельно. Кроме того, тут можно отметить, что внутренние субъекты личности способны взаимодействовать друг с другом на уровне объект — объект, т.е. манипулируя, уступая, заставляя или договариваясь. Также люди расстаются с чем-то одним (качеством, переживанием, ценностью), чтобы освободить место другому и готовы что-то заплатить, чтобы получить, в том числе и внутри собственной личности. (Подробнее эту тему развивает современная школа Диалогического Я и ряд исследований внутреннего диалога).

Ставшая разумной принцесса радует своего отца, у нее появляются поклонники. Это свидетельствует об этапе признания девушки отцом, уже не маленькой девочки, но девушки на выданье. Она уже не часть его, а отдельная женская единица в семействе, которую он готов от себя отпустить.

Принцесса меж тем, поумнев, забывает о своем обещании, данном Рике. Только ли это классический сказочный ход, или есть в этом нечто большее? Думается, в этом мы можем заметить классическую защиту вытеснения от себя той части, которая не соответствует нынешней Персоне. Сложилась адекватная персона, в которой нет места тому опыту, который предшествовал развитию Анимуса, того нового качества («ума»), который обрела принцесса. Так маленькие дети, которые уже писают в горшок не дружат с теми, кто еще не умеет; так характерно подростком отрицается его детский опыт. Кроме того, здесь есть отзвук архетипического сюжета о неблагодарности, развития которому именно в этой сказке, впрочем, не происходит.

Вновь происходит случайное для принцессы свидание с Рике, когда она с отчетливостью видит, что его слуги – и королевство эльфов или карликов – принадлежит подземному, хтоническому миру. Это для нас указание на бессознательную, теневую сущность Анимуса. Далее следует своеобразный «торговый разговор» с Рике, в процессе которого принцесса утверждает, что слишком хорошо о нем думает, и потому он не может быть с ней неприятным (это своеобразная манипулятивная ловушка). В то время как Рике возражает ей, говоря, что есть несправедливость в том, что быть неприятными и поступать так, как хочется, имеют право только плохие люди. Здесь мы видим вновь отражение объектных отношений между интро-субъектами личности. Однако тут же заметим мужскую скорбь о невозможности совершить плохое, что было бы актуально, будь в этой сказке Рике главным сюжетным героем с его превратностями и изменениями судьбы. А кроме того, и главным, нам кажется разъидеализация Анимуса, происходящая благодаря «неуступчивости» Рике и принятию его позиции принцессой. Анимус оказывается вовсе не благодатной щедрой материнской почвой (тем ресурсом, который всегда может быть использован на потребу), а предъявляющим достаточно требовательные условия для взаимодействия. В результате этого разговора Рике подводит принцессу к выгодному разрешению сделки, раскрывая ей тайну феи (и здесь мы видим намек на осознание своей судьбы через Анимус) и по воле принцессы сам становится прекрасным. Здесь обе части души Эго-Принцесса и Анимус – Рике выполняют свое предназначение по пути к Самости.

Согласие отца принцессы на ее брак с Рике означает следующее за внутренней интеграцией социальное признание и согласие с миром.

Другой вариант этого сюжета предложила годом ранее до Ш. Перро Катрин Бернар (1662-1712), племянница известного французского драматурга, «отца французской трагедии» Пьера Корнеля (1606 – 1684) и кузина писателя, картезианца и популяризатора науки Бернара ле Бовье де Фонтенеля (1657 – 1757). Литературная сказка «Рике с хохолком» — элемент ее романа «Инесса Кордовская: Испанская новелла», в котором королева предлагает придворным дамам сочинять по очереди галантные истории, где события будут неправдоподобными, зато чувства – естественными. Это классический новеллистический сюжетный ход, который мы встречам в «Декамероне» Дж. Боккаччо и в других произведениях. Потому «Рике с хохолком» даже не сказка, а новелла, авторское изложение известного в ту эпоху сказочного сюжета, возможно, салонного сюжета, поскольку ни литературный, ни фольклорный источник его не установлены. Интересно, что «Рике с хохолком» подобно своему герою вдруг появляется из ниоткуда. В эмоциональном рассказе К. Бернар посыл этой истории глубоко трагичен и безысходен. Потому мы решились исследовать и его с точки зрения аналитической парадигмы.

КАТРИН БЕРНАР

РИКЕ С ХОХОЛКОМ

Один знатный сеньор из Гренады, не обойденный ни богатством, ни родовитостью, имел в доме обстоятельство столь досадное, что оно отравило все милости, какими осыпала его фортуна. Единственная его дочь, хоть и обладала с рождения всеми чертами, составляющими красоту, выросла до того глупой, что даже и самая красота ее делалась отталкивающей. В ее движениях не было ни тени изящества, а тонкий стан казался неуклюжим, ибо телу ее недоставало души.

Мами (так звали девушку) была не настолько умна, чтобы сознавать свою глупость, но угадывала общее презрение, не понимая, отчего оно происходит.

Однажды, когда она прогуливалась (по обыкновению, в одиночестве), перед нею вдруг вышел из-под земли отвратительный на вид человек, сущий уродец.

Увидев его, Мами бросилась было бежать, но, услышав его слова, остановилась.
— Постойте, — произнес он, — то, что я скажу, будет вам неприятно, но то, что пообещаю, должно вам понравиться. При всей красоте в вас есть нечто, отчего на вас не обращают внимания: вы никогда не думаете; пусть я дурен собою — из-за вашего недостатка я стою бесконечно выше вас: какой я телом, такая вы умом. Вот то прискорбное известие, что я хотел вам сообщить; но, судя по вашему глупому виду, я сделал вам слишком много чести, боясь вас оскорбить, и потому сомневаюсь в успехе своих предложений. И все же отважусь: хотите быть умнее?
— Да, — отвечала Мами так, словно говорила «нет».
— Хорошо, — продолжал тот, — вот вам средство. Вы должны полюбить Рике с хохолком — так меня зовут; через год вы должны выйти за меня замуж. Такое мое условие, обдумайте его, коли сможете. Если же не получится, повторяйте почаще слова, какие я вам скажу, в конце концов они научат вас размышлять. Прощайте, встретимся через год. Вот слова, что излечат вас от холодности и умственного изъяна:

Ты, что вселяешь душу в нас,
Амур, дозволь своею властью
Умнее стать, познав хоть раз
Науку страсти!

Едва Мами произнесла эти стихи, как стан ее сделался гибче, походка свободнее, а лицо оживилось; она повторила их еще раз. И вот, отправившись к отцу, она уже держит перед ним речи: поначалу связные, потом осмысленные и, наконец, разумные. Столь великое и быстрое превращение не могло ускользнуть от тех, кого более всего волновало. Поклонники явились без числа; Мами перестала скучать в одиночестве на балах и прогулках; скоро она уже разрушала верные союзы, заставляла ревновать; кругом говорили лишь о ней, восхищались лишь ею.

Трудно было полагать, что среди стольких почитателей не отыщется более статного, чем Рике с хохолком; разум, дарованный Мами ее благодетелем, сыграл с ним самим злую шутку. Слова, которые она исправно повторяла, пробудили в ее душе любовь, но, вопреки замыслам автора, не к нему. Она отдала свое сердце самому красивому из воздыхателей, но не самому богатому. Отец с матерью, поняв, что вместе с умом желали дочери несчастья, и не в силах этот ум отнять, пустились читать наставления и остерегать от любви. Но запрещать юной красавице любить — все равно что запрещать дереву зеленеть весною: ее любовь к Араде (так звали юношу) от этого только возросла.

Из осторожности она никому не рассказывала, каким путем достался ей разум. Тщеславие мешало ей открыть секрет; и теперь уже доставало ума, чтобы понять, как важно держать в тайне его происхождение.

Между тем год, определенный ей Рике с хохолком, чтобы выучиться думать и решиться выйти замуж, истекал; в жестокой тоске ожидала она назначенного срока; самый ум, подмечающий все новые и новые горестные обстоятельства, сделался ей постыл. Она навеки расстанется с возлюбленным, попадет во власть человеку, о котором знает лишь то, что он урод и что это, быть может, не худший из его недостатков; притом она обещала выйти за этого человека замуж в обмен на его дары, а возвращать дары обратно ей не хочется, — таковы были ее мысли.

Однажды на прогулке она, отделавшись от остальных, размышляла о горькой своей участи, как вдруг из-под земли до нее донесся сильный гул и голоса, распевавшие хором те самые стихи, каким научил ее Рике с хохолком; она задрожала, предчувствуя беду. И тут земля отверзается, Мами незаметно опускается вниз и видит Рике с хохолком, а вокруг — таких же, как он уродов. Отрадное зрелище для девушки, за которой ухаживали красивейшие юноши страны! Горе оказалось сильней удивления, и она, не говоря ни слова, залилась горючими слезами, не найдя иного употребления уму, дарованному Рике с хохолком.

Тот тоже смотрел на нее печально.

— Сударыня, — заговорил он, — как нетрудно понять, я вам сейчас отвратительнее даже, чем в первую нашу встречу; наградив вас умом, я погубил сам себя; но ведь вы пока свободны, у вас есть выбор: или выходите за меня замуж, или становитесь такой, как раньше; я могу либо вернуть вас отцу в прежнем виде, либо сделать владычицей всего этого королевства. Я — король гномов, вы станете королевой; и если вам будет угодно простить мою наружность и пожертвовать усладами взора, то в иных усладах у вас не будет недостатка. Я владею всеми земными сокровищами — они ваши; а кто имеет золото и ум и при этом несчастен, тот пусть пеняет на себя. Я боюсь, как бы решение ваше не стало следствием ложной учтивости; я боюсь показаться вам лишним среди всех моих богатств; и если сокровища мои со мною вместе вам не нужны, скажите — я провожу вас далеко отсюда, а здесь я хочу быть вполне счастлив. Даю вам два дня: осмотритесь в моих владениях и решите мою и свою судьбу.

Рике с хохолком отвел ее в великолепные покои и удалился; прислуживали ей женщины-гномы, и их безобразие причиняло ей меньше страданий, чем безобразие мужчин. Подали прекрасный обед, но за ним Мами недоставало приятного общества; после обеда была представлена комедия, но уродство актеров мешало увлечься действием. Вечером в ее честь задали бал, но на этом балу ей никому не хотелось понравиться; одним словом, все показалось ей в высшей степени отвратительным, и она бы не колеблясь поблагодарила Рике с хохолком за обещанные сокровища и услады и покинула его, когда бы не угроза снова стать глупой.

Она бы с легкостью возвратилась к прежнему бессмыслию, только бы избавиться от ненавистного супруга, — но у нее был возлюбленный, и он бы непременно покинул ее без всякого сожаления. Правда, Араду она теряла и выходя замуж за гнома, — ведь ей бы не пришлось больше встречаться с юношей, беседовать с ним, даже подать о себе весть; он мог заподозрить ее в неверности. Так что мужа, отнявшего у нее все самое дорогое, она бы ненавидела, даже если бы он был красавец: но в довершении всего он был ужасающим уродом. Легко ли принять решение в таких обстоятельствах!

Два дня истекли, а она все еще пребывала в нерешительности и сказала гному, что не в силах сделать выбор.

— Значит, решение ваше не в мою пользу, — заключил тот. — Что ж, я верну вас в прежнее состояние, которое вы не решаетесь предпочесть.

Мами содрогнулась; мысль, что возлюбленный отвернется от нее, пронзила ее такой болью, что девушка отказалась от него сама.

— Хорошо, — сказала она гному, — вы решили взять меня в жены, пусть будет по-вашему.

Рике с хохолком не заставил долго себя упрашивать; он женился на Мами, и с замужеством ума у нее еще прибавилось — но вместе с умом прибавилось и горя; уродец, которому она отдалась, приводил ее в ужас, она не понимала, как ей прожить рядом с ним еще хотя бы минуту.

Гном прекрасно понимал, что жена его ненавидит, и был задет, хотя и хвастал силой своего ума. Отвращение Мами оборачивалось ежечасным упреком в безобразии, он проклинал женщин, брак и собственное любопытство, погнавшее его за пределы своих владений. Нередко он оставлял Мами в одиночестве; а поскольку той ничего не оставалось, кроме как думать, она и подумала, что надо бы Араде своими глазами убедиться в ее постоянстве. Он мог случайно оказаться поблизости — ведь она же забрела сюда; во всяком случае, нужно было дать о себе знать, а исчезновение свое оправдать тем, что ее похитил гном, один вид которого послужит лучшим залогом ее верности. Для умной и любящей женщины нет ничего невозможного. Она подкупила одного гнома, и он передал от нее весточку Араде; по счастью, в ту пору верные возлюбленные еще не перевелись. Арада, забытый Мами, был в отчаянии, но не сердился; обидные подозрения не посещали его ум; он жаловался, угасая, но не позволил себе ни одной мысли, оскорбительной для любимой, и не искал забвения; движимый подобными чувствами, он, как нетрудно представить, отыскал бы Мами даже с опасностью для жизни, когда бы знал, где она и что она не запретила ему приходить.

Он пробрался к Мами в подземное королевство, нашел ее, бросился к ее ногам; она отвечала ему разумно и нежно. После долгих уговоров она наконец разрешила ему оставить мир и поселиться под землей, хотя ничего так не желала, как этого его решения.

Понемногу Мами повеселела и красота ее стала еще безупречнее, но любящий гном опечалился: он был слишком умен и слишком хорошо знал ненависть жены, чтобы приписать облегчение ее страданий действию привычки. Мами по неосторожности стала надевать украшения; гном знал себе цену и не верил, что может удостоиться подобной чести. Он начал искать и в конце концов обнаружил, что во дворце прячется красивый мужчина; большего ему и не требовалось. Он задумал не просто избавиться от соперника, но изощренно ему отомстить. Призвав Мами, он сказал:

— Я не собираюсь тратить время на такие пустяки, как жалобы и упреки — пусть этим занимаются люди; даруя вам разум, я полагал, что стану
наслаждаться его плодами: вы же обратили его против меня; но вы исполнили мое условие, и потому я не могу отнять его у вас совсем. Вы не нарушили нашего договора, но все же не вполне строго его соблюдали. Разделим же наши притязания: по ночам вы будете умны, мне не нужна глупая жена, зато днем встречайтесь с кем вам угодно.

В тот же миг Мами почувствовала, что ум ее цепенеет, а потом и это ощущение исчезло. Ночью мысли ее проснулись, она обдумала свое несчастье и расплакалась, не смея ни утешиться, ни поискать какую-нибудь хитрость, которую мог подсказать ей просветлевший разум.

На следующую ночь, заметив, что муж сладко спит, она подложила ему под нос травку, от которой сон становился крепче и длился столько, сколько было нужно. Она встала, оставила ненавистного гнома и, влекомая грезами, пошла в ту сторону, где жил Арада, не так разыскивая его, как скорее всего льстя себя надеждой, что он сам ее ищет; он оказался в одной из аллей, где они часто встречались прежде, и вопрошал природу об участи любимой. Мами с удовольствием поведала о своих невзгодах, и от рассказа боль ее утихла.

На следующую ночь они, не сговариваясь, снова встретились на том же месте, и тайные эти свидания продолжались так долго, что самые их горести обернулись новым, еще не изведанным счастьем; ум и любовь подсказывали Мами тысячи уловок, чтобы оставаться привлекательной — Арада не вспоминал, что вторую половину дня она глупеет.

С рассветом Мами шла будить гнома; вернувшись, она тут же убирала подальше снотворные травки. Наступало утро, ум ее исчезал, но она целые дни напролет спала.

Это относительное счастье не могло длиться вечно; трава не только усыпляла гнома, но и заставляла его храпеть. Однажды гном-слуга, решив спросонок, что хозяин стонет, прибежал к нему; и вот он видит травки, лежащие у того под носом, и убирает их, думая, что в них-то и есть причина беспокойства: от подобной заботы случилось сразу трое несчастных. Гном хватился жены, как бешеный бросился ее искать; случай или злой рок привел его туда, где влюбленные без устали клялись друг другу в вечной любви; он не произнес ни слова, но, коснувшись волшебной палочкой любовника, он превратил его в точно такого же урода, каким был сам; и Мами, так часто гулявшая с Арадой, перестала отличать его от супруга. Так у нее вдруг оказалось двое мужей вместо одного, и она не знала, кому пожаловаться, боясь принять ненавистного гнома за возлюбленного; впрочем она, должно быть, ничего не потеряла: любовники со временем уже ничем не отличаются от мужей.


Не «ум любви», а познание темного Эроса…

Смешение новеллы и сказки (французского термина conte) характерно для русской литературной традиции; возможно отсюда очевидная буквальность восприятия текста как сказки составителями сборника «Французская литературная сказка XVII – XVIII вв» (М.: 1990), уделившими внимание этой странной любовной истории в сказочных одеждах. Сказка всегда буквальна в образах и метафорична по смыслу, лаконична и во многом дидактична. Новелла же как жанр характеризуется сюжетной краткостью, нейтральностью изложения, необычным сюжетом, отсутствием психологизма и внезапной, парадоксальной развязкой. В литературной сказке Катрин Бернар наоборот, присутствует необычный психологизм, обусловленный задачей большого сюжета всего романа, но не характерный ни для сказки, ни, строго говоря, для новеллы. Отсюда же изломанность стиля, смешанность романической рефлексии героини, авторская оценка и иносказательность символического текста. В остальном же, текст вполне соответствует форме и задаче новеллистического жанра, в том числе и убежденности в относительности моральных устоев.

Обратим внимание на другие интересные черты этого произведения. В этом тексте присутствуют имена всех значимых для автора главных героев. Возможно, Имя Рике происходит либо от нормандского riquet — уродливый, горбатый, либо сокращено от Энрике (что придает ему испанский колорит, исходное место действия новеллы). Героиню зовут Мами, нашему уху семантически намекает на «мини – маму», несерьезную маменькину дочку; кроме того, на французское ласкательное прозвище «мими» — «душечка, голубчик, киска». Третий значимый персонаж тут – любовник Мами, которого зовут Арада, тоже имя с характерным испанским звучанием. Обратим тут внимание на французское по фонетическому стилю имя Мами и характерных «испанских мужчин». Интересно, что «Арада» по-испански означает «вспашка, пахотное поле», что вызывает сексуальные коннотации.

Зачином истории, рассказанной Катрин Бернар, являются слова «телу ее не доставало души», но вся она – про тело, так и не обретшее душу, про так и неодухотворенную женственность. Это высокомерно подмечает Рике с Хохолком, второй главный персонаж истории. Он кажется совершенно не учтивым, даже на современный взгляд, скорее многословным и манипулятивным в общении. Сначала он утверждает равенство их выдающихся качеств (его ума и ее красоты, выступающих на первый план, что может говорить и о его поверхностности, и о грубой лести), но тут же безапелляционно превозносит исключительно свои достоинства. И способ пробуждения ума, который предлагает Рике, относится скорее к развитию чувственных побуждений. Это не «ум любви», а познание Эроса. Это похоже на соблазнение любопытством, растление невинности (невинность – семантически близка неведению и глупости), развращение. Кажется неслучайным появление Рике из под земли; это связано и с земной хтонической страстью, и с нарушением запретов. Рике здесь – Темный Анимус, опасный, слитый в своем Теневом аспекте с Трикстером. Героиня соглашается на условия Рике, однако «говорит «да», словно отвечая «нет», что усиливает противоречие между внешним и внутренним миром героини. С аналитической точки зрения это может говорить о том, что она не стремится к переменам, в силу своей бессознательности, и дальнейшая трансформация происходит исключительно под воздействием Рике.

Первой трансформацией, однако, являются сугубо телесные изменения, в Мами проявляется женственность — привлекательность, способность завоевывать мужчин. Она отправляется к отцу и показывает ему все, чему научилась у Рике (возбуждающая двусмысленность здесь идет своим чередом по всему ходу развития сюжета). Дальше Мами «разрушает крепкие союзы»: так проявляется разрушающая сила Эроса, демоническая женственность и становится неудивительным, что у Мами появляется куча поклонников.
Отец с матерью «поняв, что с умом желали дочери несчастья» (благодаря своему новому уму, она выбрала не самого богатого юношу, что весьма огорчило родителей) противятся единственному выбору дочери – красавца Арады, тем самым подталкивая ее к хтоническим силам Рике. Здесь отражена та частая ситуация, когда родительские установки, влияние родительских архетипических сил не сколько задерживают движение вперед, сколько способствуют тяжелому регрессу. Выбор красивого поклонника говорит о том, что свое, присущее ее индивидуальности, остается для Мами самым главным. Мы знаем про Араду только то, что он красив (она не полюбила ни богача, ни умника, ни героя). Ее личностный выбор касается отстаивания выбора Эго. Интересно, что в этой версии истории про Рике с Хохолком героиня не забывает об условии своего договора с «дарителем ума», а непрестанно думает о нем. То есть, героиня пытается найти некоторый баланс между регрессивными силами и движением к развитию. Она не вытесняет, не отрицает, она обеспокоена, подобно человеку с неврозом, которого страхи из детства тормозят во взрослой жизни. Принцесса не может считать ум своим, он представляется ей чем-то, за что надо платить.

Также мы узнаем, что у Мами появляется такое качество как тщеславие, которое, очевидно, является бесплатным приложением к полученному от Рике «уму». Тщеславие – качество, присущее Персоне. Большая доля ресурсов, полученных от теневого Анимуса инвестируется в Персону, меняющееся, повернутое к миру образование. Это показатель непомерной раздутости Персоны, то есть инфляции Эго. Путь Мами в регресс уже предопределен. К тому же она теперь понимает подлинное содержание сделки: «она навеки расстается… попадет во власть к человеку, которого не знает… он урод, и возможно это нехудший из его недостатков». (Здесь мы вновь можем заметить нехарактерную для обычных сказок глубокую рефлексию и реалистичность). Примечательно то, что ее ум подмечал лишь горестные особенности ее ситуации (что характерно для невротического конфликта) и «сделался ей постыл». Безнадежность такого рода очень характерна для одержимости теневой стороной Эроса. Также это похоже на безвыходное попадание в лоно Великой Матери. Мами (вновь удивляет нас ее имя) рационально отслеживает переживания, характерные для патологического симбиоза, который очень часто мы можем встретить у клиенток: ощущение отсутствие выхода, видение негативных аспектов, невозможность совершить волевое усилие, страх потерять обретенное (в данном случае «дар»). Возлюбленный Арада является следствием «дара» и воспринимается Мами как неотъемлемая часть этого «дара». Исследуя текст в юнгианском дискурсе, мы можем предположить, что Арада является ее отщепленной частью, той Мами, что существовала до роковой встречи с Рике. Просто красивая девушка. Здесь важно обратить внимание на то, что Мами не делится произошедшим ни с кем, ни с родителями, ни с возлюбленным. Авторские указания на ее тщеславие не отвечают на этот вопрос но что бы это значило? Мы можем встретиться со сходным явлением в терапевтической практике, когда ребенок, который был подвергнут сексуальному абьюзу, не может рассказать об этом, и не только из стыда, но и от того, что истинный смысл произошедшего находится за пределами его понимания, есть лишь смутное ощущение, что что-то не так. Укажем также на то, что Рике даже не требовал с нее сохранения тайны.

Незаметно спустившись под землю, Мами встречает народ Рике. Уродство мужчин заставляет ее плакать, в то время как уродство женщин беспокоит гораздо меньше. Это можно истолковать как нейтральность женщин в сексуальных контекстах, либо как беспроигрышную с ними конкуренцию. В качестве нарциссического зеркала уродливые женщины более чем подходящи. Нарциссизм Мами поверхностен и регрессивен, вероятно, у нее все же есть потребность в выгодном фоне. Мы можем встретить это у клиентов, которые предпочитают себя окружать людьми, которые функционируют на более низком, чем они, уровне, по каким-либо параметрам. Подобную тенденцию, увы, мы можем наблюдать и в профессиональных сообществах, когда лидерами систематически оттесняются более сильные специалисты в пользу заведомо слабых ради сохранения нарциссического статуса.

Ключевым моментом сюжета, как и в сказке Ш. Перро, является окончательная сделка героини, обретшей ум и способной осознавать свои поступки с настойчивым и последовательным героем. Рике здесь печально смотрит на Мами и говорит ей о свободе выбора, но предлагает, по сути, ультиматум. Это делает его поведение схожим с социопатическим: он как будто мимикрирует под собеседника, при этом шантажируя. На этот раз Рике соблазняет ее властью, предлагая стать владычицей королевства. Однако внутри сделки он показывает свою истинную сущность. Он как будто говорит «Кто имеет золото и ум и при этом несчастен, тот пусть пеняет на себя». В структуре сделки уже нет места Эросу, не говоря уж о любви. Он предлагает два дня на размышления (здесь автор отступает от знаковых чисел сказок, три, девять, двенадцать, предлагая совершенную дуальность двойки) и побуждает Мами принять решение внутри Ситуации – под землей. Игра перемещается в бессознательное поле, Эго вынуждено уступать всем требованиям бессознательных процессов. При этом Мами не получает удовольствия от пребывания в подземном мире. Именно под землей Мами до конца осмысливает безвыходность своей ситуации, там, где выхода найти она по определению не может – вдали от света, вдали от сознания. О чем говорит неспособность героини самостоятельно сделать выбор? Это указание на то, что выбор уже сделан, решение принято, и не ею (вот еще одно очевидное противоречие с принципом сказки).

Рике создал ситуацию, в которой безошибочно получил желаемое. Брак больше похожий на насилие состоялся. Приходят тут аналогии с мифом о похищении Коры: соблазнение, невозможность выйти, обман и сделка. Между тем союз с Аидом делает Персефону зрелой, сепарирует ее от матери и инфантильного состояния девочки. Несмотря на внешнюю схожесть сюжетов (в том числе наличие любовника), Персефона сепарируется, а Мами регрессирует. Дальше мы видим вечный сюжет, включающий ненавидящую и упрекающую жену, проклинающего свой обобщенный жизненный опыт супруга. Эрос в таких случаях не терпит принуждения, он улетает от мерзости вынужденного соития.
Мами встречается с возлюбленным Арадой и «разрешила ему оставить мир и поселиться под землей». Здесь он выступает не в роли Анимуса – возлюбленного, а в роли Отражения (проекции) – подруги больше чем мужчины. Полученный в дар от Рике извращенный ум подсказывает Мами («маминой Мими»?) ложный выход – использование усыпляющей травы, что мы здесь рассматриваем как тщетную попытку справиться с собственными бессознательными процессами путем использования химических веществ, изменяющих сознание. Единственный способом убаюкать неосознанный ядовитый интроект оказывается химическое вещество, как это печально знакомо и в реальности (это алкоголизм в несчастном браке или жизнь с использованием широкого диапазона уловок и обмана). Трава не только усыпляла гнома, но и заставляла его храпеть: как и любое зелье, сонная трава обладает побочным действием, то есть делает его сон слышимым посторонним. Посторонний замечает что-то неладное и убирает траву, сделав тайное явным. (Так алкоголизм рано или поздно становится заметным…). Роль Арады в бессознательном мире рентная и ограниченная. Он не ресурс, не катализатор развития, только развлекающая игрушка.

Невротическое становится психотическим. Так человек, заболевший шизофренией использует свой интеллект для бесплодного мудрствования, так одаренный художник в психозе малюет в запое на стенах… Арада лишь скрашивает досуг Мами, а не способствует ее каким бы то ни было изменениям, кстати, в отличие от Рике. Арада и сам уходит под землю, воссоединяясь с Мами в качестве прежде отщепленной части (похожей на ту, что была сестра в сказке Ш. Перро), а теперь с нею интегрированной в эротическом самолюбовании вечных сумерек (не уробороса ли?) Подземного царства.

В дальнейшем, обнаружив двойственность жены, Рике обрекает Мами на ясность сознания ночью и с ним, и глупость, неразумность в дневной жизни, в социуме. Уроборическое состояние Эго не может удовлетворить потребности Анимуса, претендующего на власть и контроль. Такова структура любой одержимости архетипом – бессознательное старается взять на себя роль Эго.
Союз Мами с Рике напоминает также одержимость материнским Анимусом у подавленной дочери: его запреты на спонтанность, творчество, и что особенно важно – чувственность. Ум ночью — это обесценивание Эроса. Нет лучшего способа убить живое, интуитивное, чувственное, чем внесением холодного, рационального, жестокого. Основной ведущий мотив матери, идентифицированной со своим негативным Анимусом — это зависть к молодому красивому телу, к возможности наслаждаться близостью, к подлинной любви. Это всегда истории про убитую женственность, про разрушенные жизни, потому что, подобно Рике, мать и сама страдает от этого союза. Такой альянс всегда бесплоден и в буквальном, и в символическом смысле. В нем мучаются погребенные заживо.

Мы исследовали в аналитическом ключе два текста, основанных на неизвестном оригинальном источнике XVIII века. На сюжете эпохи Просвещения, когда именно Разум, Логос вышел из Тени Средневековья и Трикстерства Нового времени, претендуя на лидирующую функцию в культуре Европы. Две такие разные сказки, интерпретируемые в аналитическом ключе как контакт Эго с Анимусом, вышедшем из Тени, но все еще завернутым в драматичный плащ Трикстера. Это также истории, которые вновь и вновь случаются в наши дни.

Использованная литература:

1. Перро Ш. Рике с хохолком / Перевод с франц. А. Федорова // internetenok.narod.ru/biblioteka_zarubej_2.htm
2. СкакунА.А. Дискурсы, жанры и стили в культуре раннего Нового времени // Мировая культура XVII-XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили. Материалы Международного научного симпозиума «Восьмые Лафонтеновские чтения». Серия „Symposium“, выпуск 26. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С.9-10.
3. Скакун А.А. Проблема теоретического разграничения жанров басни и «сказки» в трудах европейских критиков и исследователей XVIII – XX вв. // Мировая культура XVII-XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили. Материалы Международного научного симпозиума «Восьмые Лафонтеновские чтения». Серия „Symposium“, выпуск 26. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 35 — 43.
4. Французская литературная сказка XVII-XVIII веков. – М.: Художественная литература. — 1990.