(с)
Азимут падения - угол между меридианом,
на котором находится точка наблюдения,
и линией падения пласта (слоя, толщи, крыла складки,
плоскости трещины, жилы).
Тилли-тиль.
- Спрашиваю в последний раз. Как меня зовут?
- Приап, - ответила она твердо, глядя мне прямо в глаза.
О да, в этой женщине хватало твердости. Не хватало только любви к своему семилетнему сыну, которого она держала за руку.
Три предыдущих вечера подряд я бегал по их огромному дому, гордо именуемому «замком», подстерегая домочадцев за каждым углом и распевая эту идиотскую песню:
«Скоро-скоро дитя я отберу;
Ах, хорошо, что никто не знает,
Что Румпельштильцхен меня называют!»
Думаю, что в конечном итоге мое имя мог без запинки произнести даже заикающийся поваренок.
- Приап, значит, - задумчиво проговорил я.
Мужем женщины, стоящей передо мной, был вовсе не король, а его сводный брат — жадный настолько, что ради возможной выгоды решился на откровенный мезальянс. Дочка мельника, способная за ночь перепрясть солому в золото, виделась ему вполне достойной партией. Впрочем, женушка оказался ему под стать. Войдя в королевскую семью, она тут же взялась за короля, отвадив от него всех фавориток и даже одного фаворита.
И вот сейчас, как я запоздало понял, у нее был реальный шанс стать не просто невесткой короля, а настоящей королевой. Ребенок от первого брака только мешал ее блистательному восхождению. Как удачно, что глупый старый гном пришел за своей наградой.
Мальчик не плакал. Когда я протянул к нему руку, он послушно сделал шаг вперед.
Нимуэ так любила эту историю, что заставляла рассказывать ее снова и снова. Еще бы. Старого мудрого Румпеля, решившего проучить алчную женщину и не менее алчного королевского родственника, обвели вокруг пальца. И все-таки это была лучшая из моих ошибок.
Мальчишку звали Тиль. Потом он говорил мне, что когда станет совсем большим, его имя тоже вырастет и превратится в мое.
***
У моей «награды» оказался счастливый характер. Мальчик не подобострастничал, не жалел себя и никого не боялся. Даже меня.
Ему все было любопытно. Когда я сортировал камни, он часами мог сидеть рядом. Подобная усидчивость удивляла меня, потому что я прекрасно знал, сколько энергии прячется в нем. Мое жилище, такое же старое, как и я, с трудом выдерживало натиск детской любознательности.
И все же его неподдельный интерес ко всему, чем я занимался, привел к тому, что потихоньку я стал приобщать его к горному делу. Учил слушать породу, находить рудоносные жилы и месторождения драгоценных камней.
Мы уходили поглубже в горы и сидели там, растворяясь в камне и в тишине. Моей науке невозможно было научить на словах. Я не орудовал киркой или буром. Можно было просто дать направление: почувствуй внутреннюю полость, почувствуй твердость рудоносного слоя, и после того, как ты устроишь внутри себя обвал, земля тоже дрогнет и обнажит то, за чем ты пришел.
И земля послушно дрожала, отвечая на его волю.
Я встречал многих, желающих обучиться гномской магии. Им всем не хватало чего-то, что превращает слова во внутреннее знание. А этому мальчишке все давалось так легко. Даже слишком легко.
Когда он уходил один, я непременно кричал ему вслед:
- Тиль, не забудь учитывать азимут падения!
Больше всего я боялся того, что он увлечется и окажется погребенным под тоннами земли и камней. Мерзкий мальчишка только смеялся над моим беспокойством.
Когда Матушка Крот готовила что-то в своем огромном чане, он с озабоченным видом наклонялся над булькающим варевом и вопрошал:
- Ты же не забыла про азимут падения, нет?
Матушка каждый раз клятвенно обещала доложить ровно столько азимута, сколько потребуется.
***
Именно он нашел пещеру Сказок. Название ей дал, разумеется, тоже он. В моем реестре она была бы просто пещерой № 234.
Это была полость с огромным количеством друз горного хрусталя. Даже необработанный, от тусклого света факелов хрусталь сверкал так, что и мое каменное сердце ликовало от подобной красоты.
Однажды, когда я уже успел забыть о находке Тиля, он с торжественным видом пригласил меня составить ему компанию в прогулке до пещеры. В тот день мои старые кости ныли особенно противно, поэтому я долго отнекивался.
- Тиль, у меня отличная память. Не обязательно тащить меня так далеко. Я могу закрыть глаза и вспомнить каждый кристалл.
-Твои глаза там не потребуются, - отрезал Тиль, и я покорился.
В пещере он долго бегал взад-вперед, что-то бубнил, к чему-то прислушивался, а потом решительно повлек меня к совершенно невзрачному валуну.
- Садись.
Я послушно сел, а Тиль плюхнулся рядом. Он поерзал своим тощим задом на земле, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.
Пару минут ничего не происходило, кроме того, что кости ныли все сильнее.
Только я открыл рот, чтобы выразить свое возмущение, как пещера тихонько загудела. Затем из гудения родился один чистый звук, потом другой. Кристаллы пробудились от тысячелетнего сна, чтобы спеть нам бесконечно нежными голосами.
В изумлении я повернулся к мальчишке. Он посмотрел на меня и тоже тихонько пропел:
«Скоро-скоро дитя я отберу;
Ах, хорошо, что никто не знает,
Что Румпельштильцхен меня называют!»
Каким облегчением было понять, что он никогда не винил меня в том, что произошло.
***
День был из тех, когда забываешь о своем возрасте, о скверном характере, о всех гнусностях, происходящих вокруг.
Мы с Нимуэ сидели на берегу ее озера и играли в нашу любимую игру.
- Выдра и черная чайка подерутся из-за рыбы, - сделала свою ставку Дева озера.
- Коршун выхватит лосося и уронит его обратно в воду, - уверенно сказал я.
Чье предсказание окажется верным в течение ближайших двадцати минут, тот и герой дня.
Солнце припекало, вода шла мелкой рябью. Мы щурились и ждали каждый своего.
Мир бездействовал уже семнадцать минут, когда мимо нас на полном ходу в воду ворвался Тиль. Он орал, брызгался во все стороны, шлепал по воде руками и, разумеется, распугал всех наших выдр, лососей и птиц.
- Детство такое непредсказуемое, - вздохнув, сказала Нимуэ.
***
Встречаться с клиентами у себя дома я не любил. А когда это все-таки случалось, я вел их в комнату, которую Тиль гордо именовал кабинетом.
Кот в сапогах, как это и заведено в их племени, тут же устроился со всем возможным комфортом. Для этого он подтащил поближе к камину тяжеленное кресло из мраморного дерева, пропахав при этом в ковре глубокие борозды.
То, что ковер вместе с креслом стоили как половина месячного бюджета Вестфалии, не вызывало в этой кошачьей душе никакого трепета.
Кто-то наивный может сказать, что Кот, дескать, понятия не имел, сколько могут стоить эти предметы интерьера. Ха! Любой кошке всегда известна истинная стоимость того, что она портит. Другое дело, что этому племени с его высокомерием нет никакого дела до вопросов чужой собственности.
В качестве небольшой мести я остался стоять, излучая холодность и желание побыстрее перейти к официальной части встречи. Естественно, это не вызвало у гостя никакого неудобства, так что немного погодя я все-таки сел.
- Чашечку чего-нибудь согревающего? - любезно, хоть и немного фальшиво, спросил я.
Нет, никто не смог бы меня упрекнуть в несоблюдении законов гостеприимства.
Наглая скотина и не подумала отказаться. Хотя чай он и не любил, в итоге Коту было скормлено не меньше килограмма мясного фарша, а его ручным мышам - две ложки пшена. Положим, мыши меня не разорили, и тем не менее.
- Итак, - сказал я терпеливо, - чем могу быть полезен?
- Я хочу заказать у тебя носки.
Всмотревшись в мое лицо, Кот поспешно добавил.
- Вязаные волшебные носки, делающие шаг хозяина совершенно бесшумным и согревающие лапы даже в объятиях Снежной королевы. Стал бы я тревожить тебя по поводу обычных носков! Плачу золотом, а сверху будет еще небольшой, но чистый рубин в три карата
Видите, кошки прекрасно разбираются в денежных вопросах.
Пока я с тоской размышлял о том, что клиент нынче измельчал со своими носочными запросами, в дверь поскреблись. Извинившись перед посетителем, я вышел. Как и ожидалось, в коридорчике оказался Тиль.
- Деда, - сказал он решительно, - не время разбрасываться клиентами. Ты сам говорил, впереди тяжелые времена. Инфляция, дефицит доверия, оскудение руд. А Кот такой пушистый, не говоря уже про двух ручных мышек, живущих в кармане! Между прочим, одну из них зовут Людоедом.
Увы, дети так быстро попадают под обаяние шерстистых авантюристов.
- Вязать будешь сам, - буркнул я, понимая, что в скором времени Матушка Крот проходу мне не даст, насмехаясь над презентабельного вида пожилым мужчиной, с угрюмым видом постукивающего спицами в укромном уголке.
***
Тилю было 17, когда ему открылся секрет подземных перемещений - святая святых гномской магии. В тот день я был по делам в землях дракона, в Баварии. Представьте себе заповедный край заливных лугов со стадами белоснежных овец, край озер и лесов - и вы поймете, отчего Зилант выбрал себе именно эту страну для своей тихой тирании.
Кстати, когда я однажды упомянул про тихую тиранию в разговоре с драконом, он хохотал так, что чуть не спалил меня. Драконий юмор порой совсем мне непонятен.
Как сейчас помню, я стоял на вершине холма и любовался своим стадом. Да-да, Румпельштильцхен - овцевладелец. В силу понятных причин я не слишком афишировал этот свой деловой аспект.
Идиллию нарушило чье-то пыхтение. Обернувшись, я чуть не подскочил. Из зеленой травы в воротнике из жирного чернозема торчала голова Тиля. Впрочем, голова не просто торчала, а еще и смотрела на меня с непередаваемой мольбой.
- Дружочек, - озабоченно спросил я с интонациями Матушки Крот, - а ты уверен, что так твои ножки остаются в тепле?
Я так гордился им.
Он взрослел, а его мастерство вырастало вместе с ним. Путешествия занимали все больше времени, и я понимал, что не удержу его, когда однажды он решится уйти надолго.
Конечно, такой день настал.
Тиль, переросший меня на две головы, облапил меня и прогудел в самое ухо:
- Не переживай, я всегда буду помнить и про падение, и про его азимут.
Матушка Крот плакала, утирая глаза фартуком, а я стоял с пустой звенящей головой, и внутри что-то падало и обрывалось. Где-то далеко дрожала земля.
Я всегда поражался тому, насколько люди охотно верят в самые абсурдные вещи. Например, в то, что гномы рождаются от скалы. Однажды во время прогулки с Тилем я пошутил, что если бы хотел быть рожденным от скалы, то ею была бы вот именно та черная громада, плоская как обеденный стол.
Когда Тиль ушел, я все чаще уходил к своей названной “родительнице” и подолгу лежал там, свернувшись. Там мне было спокойно, там, на груди у земли, я мог провалиться в благословенное беспамятство.
Мне стало сложнее двигаться. Порой мне казалось, что мои ловкие и точные пальцы ювелира каменеют.
Я видел, как беспокоится Матушка Крот. Она замечала то, что не хотел замечать я. Гномы, когда настает их час, уходят так же, как и все остальные на этой земле. И совсем редко так, как я – врастая в камень, превращаясь в него.
И все-таки я ждал. Подолгу гулял, разрабатывая негнущиеся суставы, встречался с клиентами, с особой щедростью раздавая им секреты, накопленные мною за долгую-долгую жизнь, ходил на озеро к Нимуэ – не поговорить, так помолчать вместе. Или сыграть в любимую игру.
- Выдра вынырнет из воды, сжимая в зубах огромную жемчужину, - сделала свою ставку Нимуэ.
- Тиль вернется, - тихо сказал я и улыбнулся.
Я стал героем дня на семнадцатой минуте.