Оригинал взят у bydylai
в post

Чуть было не понес Божье Слово.
Дело обстояло примерно так: пошел в то, что у вас называется социумом, через то, что принято именовать погодой.
Ну и зря мне, кстати, постоянно выговаривают за мат.
Если бы не это, можно было написать куда короче: посещал пиздец с ответным визитом.
Непосредственно сразу после него зашел к хорошему человеку.

читать дальше- А вот, - говорю я, - если, допустим, обратить внимание на новости, то в них будет упомянут самый прекрасный город на свете - екатеринбург. И в нем эпидемия спида.
- Или, - отвечает он, - там окажется чрезвычайная ситуация в туле по поводу гибели урожая.
- И это ведь только то, что пишут, - говорю я. - А где написано, что в нашем славном городе множеству сотрудников бюджетных организаций предъявлен ультиматум: либо вступай в Е.Р. либо увольняйся? Впрочем, это можно понять и трактовать как удачную попытку оправдать свое название. Ведь мало что сближает и объединяет людей больше, чем общая беда или враг.
- Хотя, с другой стороны, может мне и не стоит ничего трактовать, - тут же сомневаюсь я. - Например, взять ту историю с ловившим покемонов в храме блогиром. Одна знакомая либеральная журналистка вцепилась в меня, - придумай мне к этой истории крутой заголовок, придумай мне заголовок. А я отвечаю, - ну, очевидно же, пусть будет - покемоны наносят ответный удар.
Ну и что, ну и все - ни тебе заголовка, ни знакомой либеральной журналистки.
- И кстати - почитать абсолютно нечего, - сообщает человек, и смотрит на меня так, будто выдал мне предоплату, а я, вместо контента, как обычно рассказал ему про творческий кризис и что для всех этих идиотов я не готов писать даже за деньги. Брать их, главное, готов всегда, а писать - никогда.
- Чем я могу помочь насчет почитать. В свете всего вышеупомянутого, могу, например, принести молитвенник, - смиренно предлагаю ему я.
Закончив на том дозволенные речи, я пошел в супермаркет за сигаретами, потому что у нас все так удобно сделали: снесли все ларьки. И теперь, чтоб купить обычную пачку обычных сигарет нужно идти в эти огромные, будто специально приспособленные для стояния в очередях, магазины.
И стою я такой в очереди, а передо мной - молодой мужчина с младенцем в коляске, и младенец вертится, расстраивается и плачет.
Не из-за новостей, конечно, - он еще слишком мал, чтоб уметь обманывать себя, будто ему ужасно важны все эти единые россии, общая геополитическая напряженность, - а по каким-то вполне своим естественным младенческим причинам: нету там, допустим мамы или болит живот.
А впереди него стоит явно инициативный и коммуникабельный мужчина с наушником, в который ему тайно нашептывают что-то скабрезное про объемы продаж, кейсы или кредитную ставку, и он в ответ тараторит туда какую-то такую же ничего незначащую ерунду, и хочется подойти к нему, содрать наушник хорошим боковым справа, бросить рядом с ним на пол, растоптать и сказать - ой! На вас напало какое-то страшное животное и пыталось через ухо высосать ту штуку, которой вы думаете, будто вы думаете, но я вас спас.
Перед ним - огромная активная женщина с двумя полными тележками калорийной вредной пищи и печальной, симпатично - худенькой девочкой лет семнадцати, и становится совершенно очевидно, что сейчас она приволочет все это калорийное и вредное домой, и будет пихать в печальную девочку пока та не станет румяной, развеселой, разухабистой, огромной и печальной, разве что, в эстетическом смысле на нее посмотреть.
А еще дальше стоит мужчина с тремя бутылками водки и одной лапшой быстрого приготовления, да и после него, вплоть до яростной сердцем, но горестной умом, кассиром, стоят точно такие же вроде бы никуда негодные, омерзительные людишки.
И тут мужчина с наушником оборачивается к мужчине с младенцем и говорит, - ну что же вы стоите, я никуда, например, не спешу и пропускает его вперед.
И активная огромная женщина отчитывает его, - да что же вы, вы что - не видите? У вас ребенок плачет! И, пропуская его вперед, показывает изумленно притихшему младенцу такую жуткую утю-тю-тю-тю, - а кто тут у нас такой маленький?! А кто тут у нас такой хоросенький? - что половина очереди убегает прятаться за прилавки.
И другой мужчина, молча прижимая к сердцу водку, а к печени - суп, теснится к кассовой ленте, высвобождая дорогу коляске.
И я такой думаю, - ну а что, быть может, еще - ничего.
Вполне еще можно оставить молитвенник у себя и Божье Слово пока не нести.