(с) проф. Томас Мэдден

Сцена представляет собой просто обставленную комнату с дверью в левой стене. Миловидный молодой человек, которому наскучили нудные и не имеющие отношения к делу вопросы, раздраженно восклицает: "Не ожидал встретиться с испанской Инквизицией!" Внезапно дверь распахивается, и за ней обнаруживается кардинал Хименес с кардиналами Фангом и Бигглзом по сторонам. "Никто не ожидает встретиться с испанской Инквизицией! - кричит Хименес. - Наше главное оружие это неожиданность… неожиданность и страх… страх и неожиданность… Два наших оружия - страх и неожиданность…и безжалостная эффективность… Три наших оружия это страх, неожиданность и безжалостная эффективность… и почти что фанатическая преданность Папе… Четыре наших… нет… Среди нашего оружия… в нашем арсенале… Такие элементы, как страх, неожиданность… Я зайду в другой раз".

Любой, кто не прожил последние 30 лет в берлоге с медведями, наверняка узнает знаменитую сцену из шоу "Летающий цирк Монти Пайтона". В этих скетчах три нелепых, облаченных в пурпур инквизитора пытают своих жертв инструментами вроде подушек и мягких кресел. Все выглядит смешно, поскольку аудитория отлично знает: настоящие испанские инквизиторы не были ни нелепы, ни мягки, а лишь безжалостны, нетерпимы и смертоносны. Не обязательно прочесть "Колодец и маятник" Эдгара По, чтобы вам были знакомы темные подземелья, садисты-церковники и мучительные пытки испанской Инквизиции. Дыба, железная дева, костры, на которых Католическая Церковь миллионами бросала своих врагов - все это хорошо узнаваемые образы испанской Инквизиции, плотно вошедшие в нашу культуру.

Такое представление об испанской Инквизиции весьма подходит тем, кому не по нраву Католическая Церковь. У всякого, кто хочет задать Церкви хорошую трепку, всегда под рукой две любимых дубинки: Крестовые походы и испанская Инквизиция. С первой мы разобрались в статье "О подлинной истории Крестовых походов". Теперь займемся второй.

Чтобы понять испанскую Инквизицию, возникшую в конце XV столетия, необходимо коротко взглянуть на ее предшественника - Инквизицию средневековую. читать дальшеНо прежде стоит указать на то, что средневековый мир был не таков, как современный. Для людей Средневековья религия - не просто то, как ты ведешь себя в церкви. Она была для них наукой, философией, политикой, самоопределением и надеждой на спасение. Не личным предпочтением, а неизменной и универсальной истиной. А значит, ересь била в сердце этой истины. Еретика она обрекала, тех, кто находился рядом с ним - подвергала опасности, а ткань общества разрывала. Средневековые европейцы не были одиноки в этих своих представлениях. Их разделяли многочисленные культуры по всему свету. Современная практика всеобщей религиозной толерантности - вещь сама по себе довольно новая и исключительно западная.

Мирские и церковные вожди средневековой Европы имели к ереси различные подходы. Римское право уравнивало ересь с изменой. Почему? Потому, что королевская власть была богоданной, а ересь, следовательно, не могла не быть вызовом монаршему авторитету. Еретики разделяли людей, порождая волнения и мятежи. Ни один христианин не сомневался в том, что Бог покарает общину, позволившую ереси укорениться и распространиться. Короли и простолюдины имели все основания разыскивать и уничтожать еретиков везде, где те им встретятся - и поступали так с большим удовольствием.

Один из самых устойчивых мифов об Инквизиции гласит, что она была репрессивным инструментом, навязанным не желавшим того европейцам жадной до власти Церковью. Нет ничего более далекого от истины. На самом деле Инквизиция несла порядок, справедливость и сострадание в противовес безудержным преследованиям еретиков со стороны светских властей и народных масс. Когда жители деревни окружали подозреваемого в ереси и тащили его к местному лорду - как было его судить? Как мог неграмотный мирянин определить, являются ли убеждения обвиняемого еретическими или нет? Как надо было заслушивать и проверять показания свидетелей?

Средневековая Инквизиция появилась в 1184 г., когда Папа Луций III разослал епископам Европы список ересей и повелел принимать активное участие в определении того, действительно ли обвиняемые в ереси виновны. Вместо того, чтобы полагаться на мирские суды, местных сеньоров или просто на толпу, епископы должны были обеспечить то, чтобы обвиняемые в ереси в их епархиях бывали допрошены квалифицированными церковными деятелями с использованием римского доказательственного права. Иными словами, они должны были проводить "исследование" (лат. inquisitio) - отсюда и слово "Инквизиция".

С точки зрения светских властей еретики были предателями Бога и короля, а значит - заслуживали смерти. С точки же зрения Церкви еретики являлись заблудшими овцами, отошедшими от стада. Будучи пастырями, Папа и епископы обязаны были вернуть этих овец в состав паствы, как заповедал им Добрый Пастырь. Итак, мирские властители Средневековья стремились ограждать свои королевства, а Церковь старалась спасать души. Инквизиция предоставляла еретикам возможность избежать смерти и вернуться в общество.

Большинство тех, кого средневековая Инквизиция обвиняла в ереси, либо были оправданы, либо приведение приговора в исполнение откладывалось. Тем, кого находили виновными в серьезном заблуждении, позволялось исповедать свой грех, совершить покаяние и вновь стать членами Тела Христова. Основной посылкой Инквизиции было то, что еретики, подобно потерявшимся овцам, просто ошиблись дорогой. Если же, однако, инквизитор определял, что та или иная конкретная овца нарочно отошла от стада из-за враждебности к нему, сделать больше ничего было нельзя. Нераскаявшиеся или упрямые еретики отлучались от Церкви и передавались светским властям. Несмотря на популярный миф, Церковь не жгла еретиков. Это светские правители считали ересь преступлением, караемым смертной казнью. Простой же факт в том, что средневековая Инквизиция спасла тысячи невинных (и даже не совсем невинных) людей, которых иначе поджарили бы на костре мирские сеньоры или растерзала бы толпа.

По мере роста власти средневекового папства росли и размах и сложность Инквизиции. Появление в начале XIII в. францисканцев и доминиканцев обеспечило Пап корпусом преданных монахов, желающих посвятить свою жизнь спасению мира. Доминиканцы, чей орден был специально создан с целью оспаривания ереси и проповеди католической веры, особенно активно работали в структурах Инквизиции. Следуя наиболее прогрессивным юридическим кодексам того времени, Церковь сформировала в XIII столетии инквизиционные трибуналы, подотчетные не местным епископам, а Риму. Чтобы обеспечить справедливость и единообразие, для официальных лиц Инквизиции писались руководства. Бернар Ги, в наши дни больше всего известный как фанатичный и злобный инквизитор из "Имени Розы", составил особенно влиятельное из них. Нет причин верить, будто Ги был чем-либо подобен тому, как он изображен в романе.

К XIV веку Инквизиция представляла собой наилучшую из имевшихся в наличии юридических систем. Ее официальные лица имели университетское образование в области юриспруденции и богословия. Процедуры были аналогичны тем, что употреблялись в светском следствии (оно называлось тем же словом - inquisitio).

В эпоху позднего Средневековья власть королей пережила огромный рост. Светские правители поддерживали Инквизицию потому, что видели в ней эффективный способ обеспечения религиозного здоровья своих владений. Если уж на то пошло, короли винили Инквизицию в том, что она обходится с еретиками слишком уж мягко! Как было и в других сферах церковного управления, светские власти позднего Средневековья начали присваивать Инквизицию себе, выводя ее из-под надзора Папы. К примеру, во Франции контроль над Инквизицией захватили королевские чиновники, которым помогали ученые легисты Парижского университета. Короли оправдывали это мнением, будто им лучше знать, как обращаться с ересью в их собственных владениях, нежели находящемуся где-то далеко Папе.

Эта тенденция способствовала формированию испанской Инквизиции. Но были также и другие определившие его факторы. Испания во многом отличалась от остальной Европы. Иберийский полуостров, в VIII столетии завоеванный мусульманами в ходе джихада, был местом почти постоянных военных действий. Поскольку границы между мусульманскими и христианскими королевствами с веками быстро сдвигались, в интересах большинства правителей было сохранение довольно большой степени терпимости по отношению к другим религиям. Способность мусульман, христиан и иудеев жить вместе, называющаяся у испанцев convivencia, была для Средних веков большой редкостью. Испания была в средневековой Европе самой разнообразной и терпимой страной. Из Англии все иудеи были изгнаны в 1290 году. Из Франции - в 1306-м. В Испании же иудеи процветали на всех уровнях общества.

Но, вероятно, неизбежным было то, что волны антисемитизма, прокатывавшиеся по средневековой Европе, в конце концов проникли и в Испанию. Зависть, жадность и легковерие привели к тому, что в XIV веке между христианами и иудеями стали нарастать трения. Летом 1391 г. толпы горожан в Барселоне и других городах врывались в еврейские кварталы, ловили иудеев и предлагали им на выбор крещение или смерть. Большинство предпочитало крещение. Король Арагона, сделавший все возможное, чтобы прекратить эти нападения, позднее напоминал своим подданным о прочно утвержденном католическом учении насчет принудительного крещения: оно не считается действительным. Он объявил, что каждый иудей, принявший крещение, чтобы избежать гибели, может вернуться к своей прежней религии.

Но большинство новообращенных, или conversos, решили остаться католиками. Тому было много причин. Некоторые считали, что отступничество делает их негодными для иудаизма. Других волновало то, что возвращение к иудейству поставит их под удар возможных будущих нападений. Третьи видели в крещении способ избежать нарастающего числа ограничений и пошлин, налагаемых на иудеев. Со временем conversos укоренились в новой вере, став столь же набожны, как и остальные католики. Их дети бывали крещены при рождении и воспитаны в католичестве. Но в культурном отношении они оставались иным миром. Хотя и будучи христианами, большинство conversos говорило, одевалось и питалось по-еврейски. Многие оставались жить в еврейских кварталах, чтобы быть поблизости от своей родни. Присутствие conversos оказывало на испанское еврейство христианизирующее воздействие. Это, в свою очередь, вело к постоянному потоку добровольных обращений в католичество.

В 1414 г. в Тортосе проходил диспут между христианским и иудейскими лидерами. Присутствовал сам Папа Бенедикт XIII. С христианской стороны выступал папский врач Джеронимо де Санта-Фе, недавно обратившийся из иудаизма. Дебаты породили новую волну добровольных обращений. В одном лишь Арагоне приняло крещение три тысячи евреев. Все это приводило к довольно большой напряженности между теми, кто оставался в иудаизме, и теми, кто становился католиком. После 1391 года испанские раввины считали conversos иудеями, поскольку те были крещены насильно. Но к 1414-му раввины постоянно подчеркивали, что conversos - настоящие христиане, поскольку покинули иудаизм добровольно.

К середине XV века в Испании расцвела целая новая культура conversos - в этническом и культурном отношении еврейская, в религиозном - католическая. Conversos, будь они новообращенными сами или же потомками обращенных, очень гордились ею. Иные утверждали даже, что они лучше, чем "старые христиане", поскольку, будучи евреями, состоят с Самим Христом в кровном родстве. Когда епископ Бургосский, converso Альфонсо де Картагена, читал молитву "Радуйся, Мария", то с гордостью произносил: "Святая Мария, Матерь Бога и моего кровного родича, молись за нас, грешных".

Рост богатства и власти conversos в Испании вызывал негативную реакцию, в частности, со стороны старых христиан, принадлежавших к аристократии и среднему классу. Они презирали заносчивость conversos и завидовали их успеху. Было написано несколько трактатов, демонстрировавших, что conversos проникли практически во все благородные семейства Испании. В изобилии появились антисемитские теории заговора. Говорили, будто conversos - часть тщательно разработанной схемы, с помощью которой евреи пытаются победить испанское дворянство и Католическую Церковь, разрушив и то, и другое изнутри. Согласно этой логике, conversos были не искренними христианами, а тайными иудеями.

Современная наука ясно показала, что, подобно большинству теорий заговора, эта представляла собой чистую игру воображения. Подавляющее большинство conversos были добрыми католиками, всего лишь гордившимися своим еврейским наследием. Удивительно то, что многие нынешние авторы - и даже многие авторы-евреи - приняли эти антисемитские фантазии. Сейчас нередко приходится слышать, что conversos были тайными иудеями, боровшимися за сохранение своей веры, но скрывавшими ее под гнетом тирании католичества. Даже в "American Heritage Dictionary" converso определяется как "испанский или португальский еврей, притворно обратившийся в Средние века в католичество, чтобы избежать гонений или изгнания, но часто втайне продолжавший практиковать иудаизм". Это попросту неправда.

Но неустанный шквал обвинений убедил короля Фердинанда и королеву Изабеллу в том, что вопрос о тайных иудеях нужно, по крайней мере, исследовать. Отвечая на их запрос, Папа Сикст IV издал буллу от 1 ноября 1478 г., позволив короне учредить инквизиционный трибунал, состоящий из двух или трех священников старше 40 лет. Монархи, как теперь было в обычае, имели бы полную власть над инквизиторами и проводимым ими следствием. Фердинанд, при дворе которого было немало иудеев и conversos, сперва не пылал на этот счет большим энтузиазмом. Прошло два года, прежде чем он, наконец, назначил двоих человек. Так возникла испанская Инквизиция.

Король Фердинанд, по-видимому, считал, что расследование ничего не выявит. Он ошибался. Пороховая бочка возмущения и ненависти грохнула на всю Испанию - враги conversos, как христиане, так и иудеи, стали выступать с обвинениями в их адрес. Главными мотивами были сведение счетов и приспособленчество. Однако инквизиторы оказались завалены огромным объемом доносов. Они попросили дать им побольше помощников и получили их, но чем крупнее становилась Инквизиция, тем больше поступало обвинений. В конце концов даже Фердинанд был убежден, что проблема с тайными иудеями действительно существует.

На этом раннем этапе существования испанской Инквизиции старые христиане и иудеи использовали трибуналы как оружие против своих врагов-conversos. Поскольку единственной задачей Инквизиции было следствие в отношении conversos, старым христианам бояться от нее было нечего. Их приверженность католической вере не рассматривалась (хотя она и была далеко не чиста). Что же до иудеев, они были совершенно неуязвимы для Инквизиции. Не будем забывать, что целью Инквизиции было находить заблудших овец и возвращать их в паству Христову. Над другими паствами она не имела юрисдикции. Те, кто изучал историю по фильму Мэла Брукса "Всемирная история, часть первая", вероятно, будут удивлены, узнав, что все те иудеи, что подвергаются там различным пыткам в подземельях испанской Инквизиции - не что иное, как продукт плодовитого воображения Брукса. Иудеям Испании бояться испанской Инквизиции не приходилось.

В ранние годы быстрого развития было немало злоупотреблений и непонимания. Большинство обвиненных conversos оправдывались - но не все. Публичные сожжения, причиной которых часто становились вопиюще лживые показания, небезосновательно пугали других conversos. Те, у кого были враги, нередко бежали из городов, пока те не успели донести на них. А инквизиторы находили новых обвинителей везде, где искали их. Когда Инквизиция распространилась на Арагон, уровень истерии достиг новых высот. Папа Сикст IV пытался остановить ее. 18 апреля 1482 года он писал епископам Испании:

В Арагоне, Валенсии, на Майорке и в Каталонии Инквизиция была порою движима не ревностью о вере и спасении душ, а страстью к богатству. Многие верные и истинные христиане по доносу врагов, соперников, рабов и прочих низших и даже недостойных лиц были без всякого законного доказательства брошены в мирские тюрьмы, подвергнуты пыткам и осуждены как повторно впавшие в ересь, лишены своего добра и собственности и переданы светским органам на казнь, что вызвало опасность для душ, подало пагубный пример и вызвало во многих омерзение.

Сикст приказал епископам принять прямое участие во всех будущих трибуналах. Им следовало обеспечить уважение к установленным церковным нормам правосудия. Обвиняемые должны были иметь доступ к консультации юристов и право апеллировать в Рим.

В Средние века распоряжение Папы было бы исполнено. Но те дни прошли. Услышав о письме, король Фердинанд пришел в ярость. Он написал Папе, открыто высказав предположение, что Понтифик подкуплен золотом conversos:

Мне передали такое, Святой Отче, что будь то правдой, оно заслуживало бы величайшего изумления. Этим слухам, однако, мы не придали значения, поскольку представляется, что они касаются уступок, на которые Ваше Святейшество, имея долг по отношению к Инквизиции, никогда не пошло бы. Но если вдруг уступки были сделаны по причине упорного и хитрого убеждения со стороны conversos, я намерен ни в коем случае не позволить им вступить в силу. Постарайтесь же не допустить развития этого дела и отменить любые послабления, а попечение об этом предмете вверить нам.

На этом роль папства в испанской Инквизиции закончилась. Отныне она была органом испанской монархии, отделенным от церковной власти. Так что странно, что испанскую Инквизицию столь часто называют в наши дни одним из величайших грехов Католической Церкви. Католическая Церковь как институт практически не имела к ней отношения.

В 1483 году Фердинанд назначил Томаса де Торквемаду генеральным инквизитором большей части Испании. Обязанностью Торквемады было определение правил рассмотрения доказательств и процедур Инквизиции, а также организация ее отделений в основных городах. Сикст подтвердил его назначение, надеясь, что оно внесет в ситуацию какой-то порядок.

К сожалению, проблема лишь нарастала, как снежный ком. Это было прямым следствием методов, применявшихся испанской Инквизицией на раннем этапе и существенно отклонявшихся от церковных норм. Прибывая в ту или иную местность, инквизиторы провозглашали "эдикт милосердия". Это был 30-дневный период, в течение которого тайные иудеи могли добровольно объявить о себе, исповедаться в своем грехе и совершить покаяние. В то же время и другие лица, обладавшие информацией о христианах, втайне практикующих иудаизм, могли уведомить о них трибунал. Те, кто по прошествии 30 дней был найден виновным, могли оказаться на костре.

Таким образом, для conversos прибытие Инквизиции становилось ключевым моментом. У них обычно было множество врагов, любой из которых мог решиться на лжесвидетельство. Или самих их культурных особенностей было достаточно для осуждения? Кто мог знать? Поэтому большинство conversos либо бежали, либо выстраивались в очереди - признаваться. Те, кто не делал ни того, ни другого, рисковал стать подследственным в деле, в котором приемлемым считался любой слух или показания, пусть даже самые старые или сомнительные.

Противостояние испанской Инквизиции со стороны иерархии Католической Церкви лишь возрастало. Многие церковные деятели указывали на то, что сжигание еретиков без предварительного наставления их в вере противоречит всем принятым обычаям. Если conversos вообще виновны, то лишь в невежестве, а не в осознанной ереси. Многочисленные клирики самого высокого ранга жаловались Фердинанду. Сохранялось недовольство испанской Инквизицией и в Риме. Преемник Сикста, Иннокентий VIII, дважды писал королю, прося его о большем сострадании, милосердии и мягкости по отношению к conversos - но тщетно.

По мере того, как испанская Инквизиция набирала обороты, участники процесса все больше становились убеждены в том, будто иудеи Испании активно соблазняют conversos возвращаться в их прежнее вероисповедание. Мысль эта была глупая - в ней было правды не больше, чем в прежних теориях заговора. Но на Фердинанда и Изабеллу она оказала свое влияние. У обоих монархов были среди иудеев друзья и доверенные лица, но оба они чувствовали также свою ответственность по отношению к подданным-христианам, обязывавшую защитить тех от угрозы. Начиная с 1482 года они убрали иудеев из ряда сфер, где проблема казалась им наиболее существенной. В течение последующего десятилетия на них оказывалось, однако, все возраставшее давление с требованием устранить якобы имевшую место опасность. Им доказывали, что испанская Инквизиция никак не сможет возвратить conversos в ряды паствы Христовой, пока ее усилия подрывают иудеи. Наконец, 31 марта 1492 года монархи издали эдикт об изгнании всех иудеев из Испании.

Фердинанд и Изабелла ожидали, что их указ приведет к обращению большинства остававшихся в их королевстве иудеев. Во многом так оно и оказалось. Многие иудеи, занимавшие высокое положение, в том числе при королевском дворе, тут же приняли крещение. В 1492 году иудейское население Испании составляло порядка 80 тысяч человек. Примерно половина из них крестилась и тем самым смогла сохранить свою собственность и доходы. Остальные уехали, но и из них многие в конце концов вернулись в Испанию, где приняли крещение, и их владения были им возвращены. Что же до испанской Инквизиции, для нее изгнание иудеев означало, что количество дел conversos намного возросло.

Самыми смертоносными были первые 15 лет деятельности испанской Инквизиции под руководством Торквемады. Огню было предано около 2 тысяч conversos. Но к 1500 году истерия пошла на убыль. Преемник Торквемады, кардинал-архиепископ Толедо Франсиско Хименес де Сизнерос, много сделал для реформы Инквизиции, убирая из нее вредоносных деятелей и изменяя процедуры. Каждому трибуналу было придано два инквизитора-доминиканца, советник по юридическим вопросам, коннетабль, прокурор и большое число помощников. Все они, кроме двух доминиканцев, были мирянами, королевскими чиновниками. Испанская Инквизиция во многом финансировалась за счет конфискаций имущества, но происходили они нечасто и размер их был невелик. Даже на самом пике своего развития Инквизиция едва сводила концы с концами.

После реформы у испанской Инквизиции было мало критиков. Укомплектованная хорошо образованными профессионалами-юристами, она стала одним из самых эффективных и милосердных судебных органов Европы. Не было в Европе крупного суда, который казнил бы людей меньше, чем испанская Инквизиция. Ведь то было время, когда в Лондоне каралось смертью повреждение кустов в публичном саду. Казни были повседневными событиями по всей Европе. Но с испанской Инквизицией дело обстояло иначе. За 350 лет ее существования она отправила на костер всего около 4 тысяч человек. Сравните это с охотой на ведьм, бушевавшей по остальной католической и протестантской Европе, когда сожжено было 60 тысяч человек, преимущественно женщин. Испания была избавлена от этой истерии ровно потому, что на границе страны ее остановила испанская Инквизиция. Когда на севере Испании появились первые обвинения в ведовстве, Инквизиция направила туда своих людей для расследования. Эти образованные легисты не нашли достоверных доказательств существования ведьмовских шабашей, черной магии или жареных младенцев. Было также замечено, что те, кто признавался в ведовстве, удивительным образом оказывались неспособны пролететь через замочную скважину. В те годы, когда европейцы радостно бросали женщин на костры, испанская Инквизицяи захлопнула дверь перед этим безумием. (Кстати, Римская Инквизиция тоже не позволила ведьмовским фантазиям заразить Италию).

А как же темные подземелья и пыточные камеры? Конечно, у испанской Инквизиции были тюрьмы. Но не особенно темные и не похожие на склепы. Что касается тюрем, многие считали их лучшими в Европе. Бывали даже случаи, когда преступники в Испании нарочно богохульствовали, чтобы только их перевели в инквизиционную тюрьму. Как и все суды Европы, испанская Инквизиция применяла пытки. Но делала она это гораздо реже, чем другие суды. Современные исследователи обнаружили, что испанская Инквизиция употребляла пытки лишь в двух процентах рассматриваемых дел. Каждый раз продолжительность пытки была ограничена 15 минутами. Дважды пытка применялась только в одном проценте случаев, а трижды - никогда.

Неизбежный вывод таков, что по меркам своего времени испанская Инквизиция была, определенно, просвещенным учреждением. Так и считало большинство европейцев до 1530 года. А после испанская Инквизиция перевела свое внимание с conversos на новопоявившихся реформаторов-протестантов. Народ Испании и его монархи решили не позволить протестантизму проникнуть в их страну, как то случилось в Германии и Франции. Методы Инквизиции не изменились. Казни и пытки оставались так же редки. Но новый объект навсегда изменил ее имидж.

К середине XVI столетия Испания была самой богатой и могущественной державой Европы. Король Филипп II считал себя и своих соотечественников верными защитниками Католической Церкви. Менее богаты и менее могущественны были протестантские регионы Европы, в том числе Нидерланды, северная Германия и Англия. Но у них имелось новое мощное оружие: печатный пресс. Хотя на поле боя испанцы разгромили протестантизм, пропагандистскую войну они проиграли. В те годы родилась знаменитая "черная легенда" об Испании. С северных печатных станков хлынули бесчисленные книги и памфлеты, обвинявшие Испанскую империю в бесчеловечных пороках и ужасных жестокостях, творимых в Новом Свете. Процветающая Испания представала в них краем тьмы, невежества и зла. Хотя современные ученые давно уже опровергли "черную легенду", она и по сей день сохраняет свою силу. Ну-ка быстро: назовите доброго конкистадора!

Протестантская пропаганда, метившая в испанскую Инквизицию, обильно черпала из "черной легенды". Но были у нее и другие источники. С самого начала Реформации протестантам было нелегко объяснить 15-вековой разрыв между тем, как Христос основал Свою Церковь, и тем, как появились протестантские общины. Католики, само собой, указывали на эту сложность, обвиняя протестантов в том, что те создают новую церковь, отдельную от Церкви Христовой. Протестанты же отвечали, что их церковь и есть та, что основал Христос, но только католичество загнало ее в подполье. Как Римская империя преследовала христиан, так и ее преемница, Римская Католическая Церковь, продолжала гонения на них на протяжении всего Средневековья. К сожалению, протестантов в Средневековье не существовало, но протестантские авторы все равно находили их под видом различных средневековых ересей. (Они ведь были подпольными, верно?)

В этом свете средневековая Инквизиция оказывалась не чем иным, как попыткой сокрушить тайную истинную церковь. Инквизиция же испанская, действовавшая до сих пор и весьма эффективно не допускавшая протестантов в Испанию, была для протестантских писателей лишь новейшей версией этих гонений. Смешав это в любых пропорциях с "черной легендой", вы получите все необходимое, чтобы производить на свет трактат за трактатом о жестокой и подлой испанской Инквизиции. Так они и делали.

Народ Испании любил свою Инквизицию. Вот почему она так долго просуществовала. Она стояла на страже против заблуждения и ереси, защищая в Испании веру и обеспечивая ей милость Божию. Но мир менялся. Со временем сошла на нет Испанская империя. Богатство и власть перетекли на север, в частности - во Францию и Англию. К концу XVII века в кофейнях и салонах Европы забурлили новые идеи религиозной толерантности. Инквизиции - как католические, так и протестантские - ослабели. Испанцы упрямо держались за свое, за что их все поднимали на смех. Французские философы вроде Вольтера видели в Испании модель Средневековья: слабого, варварского, полного предрассудков. Испанская Инквизиция, уже получившая определение кровожадного органа религиозных гонений, высмеивалась мыслителями Просвещения как жестокое оружие нетерпимости и невежества. Была создана новая, вымышленная испанская Инквизиция, придуманная врагами Испании и Католической Церкви.

Поскольку испанская Инквизиция работала профессионально и эффективно, она вела очень четкие записи. Ими полны огромные архивы. Документы эти были секретными, так что у писцов не было никаких причин делать что-либо иное, нежели аккуратно записывать каждое действие Инквизиции. Их записи - золотая жила для современных историков, которые жадно в них роются. На настоящий момент плоды их исследований показали с преизбыточной ясностью одно: миф об испанской Инквизиции вовсе не имеет ничего общего с реальностью.

Пишет  Мандор Савалл:

"Север&Юг"
Начал знакомство с творчеством Ричарда Армитейджа - посмотрел "Север&Юг". Вообще говоря, я люблю британские экранизации британской же литературы. Они, как правило, получаются очень точными по духу, тщательными по атмосфере и замечательными по актерскому составу. Правда, смотреть их, если ты склонен к быстрому ритму жизни, все же бывает иногда немного утомительно, ибо ты успеваешь убраться/поесть/женится/родить детей/развестись/состариться/дождаться внуков/слетать на Луну, с тем, чтобы вернувшись, обнаружить, что вторая серия дошла ровно до половины.
Подозреваю, что роман Элизабет Гаскелл, который и экранизировал Брайан Персивал - не самое выдающееся произведение английской литературы. Зато самое типичное, ибо развитие сюжета и пертурбации характеров героев можно было предсказать минут через 20 после начала первой серии. Завязка и часть сюжета про трепетную Маргарет и вспыльчивого и жесткого, но при этом тонко чувствующего мистера Торнтона очень напоминало позднейшую и, куда более энергичную (видимо, в силу галльского темперамента), историю про Анжелику и Жоффрея де Пейрака. К концу фильма я был почти уверен, что Голон все же позаимствовали у Гаскелл через сто с лишним лет всю фабулу. Ибо параллели были слишком уж очевидными.
В "Севере и Юге" было все то, что есть в экранизациях британской классики - атмосфера, костюмы, манеры. И, местами, удачный выбор актеров. Лично мне, очень хотелось объяснить милейшей девушке, игравшей Маргарет, что у нее очень красивые губы, но не надо их все время так приоткрывать и выпячивать - для кокетства это грубо, а для идиотизма уж очень очевидно. Впрочем, в самом конце фильма у нее все же проснулось какое-то актерское сознание и в финальной сцене поцелуя на нее уже стало можно смотреть без особо острой жалости.
Среди множества героев той истории о любви на производстве, меня совершенно неожиданно восхитила вроде бы второстепенная героиня, которая,однако, оказалась самой яркой, умной и живой женщиной среди присутствующих - миссис Торнтон в исполнении Шинейд Кьюсак (опять-таки, надеюсь, что я правильно транскрибировал имя) была прекрасна. Всегда интересно смотреть, когда актер в образе играет не только персонажа, но и некое пространство вокруг него - биографию или некую "зону умолчания". Чтобы зритель имел возможность думать над тем, что ему показано, ибо, на мою скромную имху, думать о персонаже показанном или рассказанном тебе в некоей истории - едва ли не самое интересное занятие в искусстве. Умение играть дополнительные смыслы - всегда признак настоящего таланта и один из способов создать объем и глубину образа, который только в этом случае имеет шанс быть не рядовым.
Так вот, мать Торнтона была прекрасна. В игре актрисы было все то, что я так пафосно описал абзацем выше. В движениях, взгляде, характере была история, судьба, страсти, умело сдерживаемые мощной волей, была гордость и неимоверная, предельно уважительная и безмерно нежная любовь к сыну. И сыграно это было точными. скупыми и безошибочными жестами, взглядами, движением головы.
Ну, и, конечно, сам Джон Торнтон. Скажу честно, да, я понял, почему после показа этого фильма на Западе его сайт рухнул. Да, завалить признаниями в любви и восторгами Ричарда после этой роли можно и даже нужно. Костюмные роли вообще очень красят актеров, особенно, когда они от природы располагают подходящей внешностью. И, да, роли подобных героев актеру подходят по темпераменту. И, хотя, основным содержанием роли Торнтона в фильме было - СМОТРЕТЬ, смотрел он отлично. Сцена, в которой он провожает взглядом карету уезжающей Маргарет, стоила предыдущих занудств двух серий. Отдельно порадовало, что Армитейдж не играл неврастеника. Он играл вспыльчивого, иногда резкого, но при этом сильного и умного человека, с мощной волей и сильным характером. И это было отдельно приятно. Глядя на него я понял, как устал от нервных персонажей "со сложной судьбой" на экране. Так что моя личная зрительская благодарность актеру еще и за нормальный мужской характер. Очень нежно была выстроена линия с матерью, что вообще заставляло меня растекаться теплым восхищением, ибо история матери и сына была самой прекрасной в этом кино, ибо я как-то так и не понял, зачем нужна была ему эта Маргарет, что можно было полюбить в этой миленькой, но совершенно никакой девушке. Хотя, наверное, я что-то не понимаю в викторианских барышнях.
И да, сцена с поцелуем на вокзале была прекрасна. Хотя и абсолютно, совершенно фансервисна.
В общем и целом, сдаюсь. Мне понравилось. И фильм и Джон Торнтон ))))

URL записи

Статья сэра Хью Тевора-Роупера в сборнике "Изобретение Традиции" под редакцией Э.Гобсбаума производит интересное впечатление "где-то это я уже видел. У нас, недавно". Древняя Шотландия горцев, согласно автору, оказывается иллюзией, сказкой, созданной в несколько подходов в конце 18-го-начале 19-го столетий. И деконструкция этой сказки может оказаться весьма полезной для пытливого ума.


"Традиционный образ" шотландца сегодня - килт и волынка.

Часть 1 - Пришествие килта

Итак, горная Шотландция, родина невероятно привлекательного для некоторых дам типажа сурового шотландца в килте цветов родного клана, гуляющего с волынкой по горам. До 17-го века (а отчасти и до 18-го века) западная Шотландия в культурном плане была колонией Ирландии, как это ни странно звучит для нас. Более того, шотландские горцы представляли собою "overflow of Ireland", избыток Ирландии, включенный в ирландское "культурное поле" в роли потребителя. читать дальшеСоздание отдельного культурного поля, создание мифа о шотландском горце, мифа, отполированного в викторианский период, началось с трех шагов:
- с проведения своеобразной культурной революции и переворачивания связи "потребитель-производитель"; - теперь горная Шотландия должна была выступать в качестве колыбели "кельтскости";, а не культурной провинции;
- с изобретения "древних и аутентичных"; горских традиций, в первую очередь таких, которые больше всего бросаются в глаза, т.е. внешних атрибутов "шотландских горцев";
- и напоследок - с распространения (из)обретенных традиций традиций на южную и восточную Шотландию.


Голливуд создает образ "старой доброй Шотландии" с килтами 18-го века и синими лицами из 4-го века

На протяжении всего 18-го века рядом шотландских интеллектуалов была разработана концепция автохтонности культуры (да и самого) населения северо-западной Шотландии. В 1738-м году вышла книга Дэвида Малкольма "Dissertation on the Celtic Languages", но основные действия начались в 1760-е годы, когда однофамильцы Джон Макферсон (священник на о-ве Скай) и Джеймс Макферсон (переводчик Оссиана) начали усиленно переиначивать ирландский фольклор, переводя его на почву шотландских highlands. Джеймс баллады Оссиана «нашел», Джон написал “Critical Dissertation” в поддержку аутентичности баллад, спустя 10 лет Джеймс уже готовую концепцию "Извечной Шотландии" выписал в своем "Предисловии к истории королевства Великобритании и Ирландии" - в результате перед читателем представал народ горной Шотландии, отражающий удары римлян и создающий великий эпос еще тогда, когда ирландцы "под стол ходили". Мысли двух Макферсонов увлекли даже осторожного Гиббона, который признался, что в истории Шотландии они были для него ориентирами. Обстоятельная (и разрушительная) критика работ обоих Макферсонов началась только в конце 19-го века (когда миф уже укоренился и было неважно, о чем спорят ученые, пока народ увлечен образом), хотя уже в 1805-м году Вальтер Скотт в своей критической статье об Оссиане отрицал аутентичность Оссианских баллад. Однако, в процессе критики Скотт сам сделал довольно сенсационное заявление - с древних времен горцы Шотландии носили килт (филибег) из ткани "шотландки". Такого не заявляли даже Макферсоны.


Рафинированный образ горца в викторианское время.

Клетчатая ткань известна в Шотландии с 16-го века, когда ее стали завозить в горы из Фландрии через шотландские долины, однако килты вошли в обиход только после 1707-го года и были изобретены англичанином. До 18-го века шотландские горцы практически не отличались от своих ирландских соседей - длинные рубахи, короткие штаны, более богатые носили пледы и длинные узкие штаны (trews) из "шотландки". Начиная с 17-го века, когда культурные связи между двумя родственными регионами стали ослабевать, длинные рубахи были заменены на костюмы из шотландских долин - рубаха, штаны и (для богатых) камзол.


Шотландские солдаты в килтах-пледах.

Однако, клетчатые пледы не только не исчезли, но и стали массово использоваться шотландскими солдатами времен гражданских войн середины 17-го века в качестве дешевой верхней одежды – плед обматывали вокруг пояса, остаток ткани перебрасывали через плечо, а в случае непогоды просто закутывались по горло. Именно такой способ ношения пледа (обмотав на поясе вокруг штанов и перекинув через плечо) и называли изначально "килтом". И только в конце 1720-х годов килт стал килтом - по инициативе Томаса Роулинсона из Ланкашира.


Во время якобитской авантюры 1745-го года килт-юбка использовался горцами-якобитами.

Роулинсоны были довольно известной в Ланкашире фамилией квакеров, занятых в сталеплавильном производстве. В 1720-е годы, испытывая затруднения в снабжении углем своих плавилень, Томас Роулинсон обратил взор на Шотландию, где благодаря ресурсам страны можно было наладить плавильное производство. Потому в 1727-м году Роулинсон взял в аренду на 20 лет лесные угодья Иана Макдональда из Гленгарри, и устроил на месте сталеплавильное производство, используя сырье из Ланкашира (т.е., не уголь шел на юг, а руда на север). Предприятие не увенчалось успехом, и через 7 лет было свернуто. В любом случае, идея создания юбки-килта пришла в голову Роулинсону во время посещения плавильных цехов, на которых работали завернутые в пледы шотландцы. Наблюдая за довольно неуклюжим костюмом (ибо в жарком цеху в таком платье довольно неуютно), Роулинсон решил повысить производительность путем отсоединения части пледа и оставления его на поясе, но уже в качестве юбки - таким образом, верхняя часть туловища не была скована пледом. Эксперимент удался - в местном гарнизоне из пледов пошили юбки (портной, вероятно, был весьма удивлен такому странному заказу), которые пришлись рабочим по вкусу. Так, со спецодежды для сталеваров, созданной англичанином для повышения производительности, и зародилась легендарная юбка, быстро распространившись по Шотландии*. Настолько быстро, что после якобитского восстания 1745-го года килт был в числе предметов одежды, которые запрещались к ношению (таким образом британское правительство решило унизить горцев). Запрет носить килты, узкие штаны, поясные сумки, предметы из "шотландки" и проч., настолько сильно ударил по местной культуре, что через 10 лет после запрета нигде нельзя было встретить ни "шотландки", ни килта - ничего. Килты появились в жизни Шотландии уже качестве местного полусвятого символа типа вышиванки по двум причинам.


Еще один голливудский образ шотландского горца.

Первой причиной стало увлечение местной интеллигенции концепциями "благородных дикарей", тем более, что благородный дикарь (горец) теперь был уже укрощен, более того - грозился исчезнуть, чего местные элиты позволить не могли. Об этом движении мы поговорим чуть позже.
Второй причиной стало использование килтов шотландскими полками британской армии. После подавления восстания 1745-го года и запрета ношения «горской» одежды, для солдат шотландских полков (в первую очередь, для 42-го и 43-го пехотных полков) было сделано специальное исключение - они, как преданные и храбрые солдаты-горцы, могли носить шотландскую одежду. Изначально носившие пледы солдаты не преминули воспользоваться идеей ношения килта и, таким образом, во времена всеобщего исчезновения килт сохранился и получил определенную славу в качестве выделяющего признака в славных шотландских полках.


Килт в 19-й век попал благодаря шотландским солдатам и шотландским интеллектуалам.

Более того, возможно, что система "тартанов", т.е. определения того или иного клана по особому рисунку ткани родилась именно в шотландских полках для выделения батальонов. Однако, о тартанах мы поговорим в следующий раз.


Часть 2 - От килта к тартану

В середине 18-го века килт-юбка, запрещенный вскоре после своего вступления на историческую цену, стал символом либо военных, либо скрытых якобитов (или их родственников), в то же время в шотландском обществе он не прижился, не только потому, что горцы в Шотландии составляли немногочисленную (и к тому же постоянно уменьшающуюся) и не очень уважаемую часть населения, но и потому, что для самих горцев килт был нововведением. Однако, во второй половине века ситуация поменялась.

читать дальше
Александр и Джеймс Макдональды, 1749-й год. Братья не только в разного стиля одежде, но и с разными тартанами

В 1778 году в Лондоне с целью сохранения и поощрения древних шотландских традиции было образовано Общество хайлендов. Несмотря на то, что в общество входило большое количество шотландских аристократов, руководил им юрист из Темпла Джон Макензи. Членами общества были оба вышеупомянутых Макферсона, один из которых «обнаружил» у себя тексты Оссиана на гэльском языке, после чего Джон Макензи передал тексты для редактирования и публикации (в 1807-м году) историку Джону Синклеру. Таким образом общество боролось «за возрождение старинного гэльского языка».


Сэр Александр Макдональд в «старинных одеждах кельтского вождя», вторая половина 18-го века.

Вторым направлением деятельности общества стала борьба за отмену запрета ношения в Шотландии одежды горцев. Для этого члены общества на совершенно законных основаниях (так как находились в Лондоне, а не Шотландии) собирались: в в такой одежде, которая славилась тем, что была одеждой их кельтских предков, и в таких случаях они должны были читать старинную поэзию и исследовать интересные обычаи своей страны. Но даже тогда килт-юбка не был среди предметов одежды, которые члены общества обязывались носить – в такие предметы включались только узкие штаны и подпоясанный плед, о котором речь шла ранее. В 1782 году общество смогло через маркиза Грехема пролоббировать в Парламенте отмену запрета носить «горское платье», чему была чрезвычайно рада шотландская интеллигенция. Однако находились и более холодные умы, так, например, один из величайших шотландских антикваров Джон Пинкертон воспринял килты скептично - по его мнению, это были совершеннейшие нововведения, наряду с тартанами.


Сэр Джон Синклер в 1795-м году – «шотландскость» подчеркнута узкими штанами и тартаном.

Джон Синклер, историк Общества хайлендов, также не стал сторонником идеи килтов – когда в 1794 году он организовал дружины Ротсея и Кейтнеса для службы во время войны с Францией, он, постаравшись одеть своих подопечных как можно более «по-шолтандски», не стал одевать солдат в килты, а выбрал узкие штаны из «шотландки». На следующий год Синклер обратился к Пинкертону за советом – что одеть. Пинкертон привел целый ряд аргументов относительно того, почему нельзя носить плед, указал, что тартаны и килты это вообще новодел и посоветовал остаться верным узким штанам. Правда, о тартане сэра Синклера г-н Пинкертон особо отметил – весьма симпатичный, и это главное.


Джон, Мюррей, 4-й эрл Данмора, 1765-й год


Алистер Ранальдсон Макдоннел из Гленгарри, любитель шотландской старины в 1812-м году нарисован в килте.

В 1804-м году, британское военное министерство, пытаясь, видимо, унифицировать униформу, отменило ношение килтов в качестве предмета униформы, введя взамен ношение узких клетчатых штанов (т.е. не отказываясь от шотландского колорита). Этот шаг вызвал возмущение некоторых офицеров, которые посчитали, что нельзя так менять войсковые традиции. Некоторые в запале подводили под свое возмущение «историческую базу» - так, например, поступил Девид Стюарт. Этот яростный противник отмены килта обосновал свое мнение ссылкой на общественное мнение относительно того, что пледы и килты были частью «национального костюма» шотландских горцев много-много лет. Правда, критики Стюарта иронизировали по поводу его высказываний, спрашивая, как человек, который с 16 лет находился в армии далеко от родного дома, и не видевший Шотладнии десятки лет, может апеллировать к мнению горцев.


Мария, королева шотландцев, убегающая из замка Лох Левен, 1805-й год. Художник поспешил изобразить шотландца как можно «аутентичнее».

В любом случае, полковник Стюарт, желая, видимо, более тщательно обосновать свою позицию, после 1815 года начал исследовать источники по одежде горцев – нельзя было допустить и мысли о том, что килт изобретен англичанином. Результатом его изысканий стала изданная в 1822 году книга «Очерки манер, характера и настоящего положения горцев Шотландии», ставшая затем на долгие годы основной работой для любителей горных кланов. В книге, правда, никак не обосновывались традиции ношения килтов и тартанов для кланов.


Хью Монтгомери, 12-й эрл Эглинтона, во время службы в 77-й полку горцев в 1760-е годы в Америке

Одновременно, в 1820-м году полковник Стюарт основал Кельтское общество Эдинбурга для молодежи, задачей которого определил «пропаганду общего использования древнего горского платья в хайлендах». Президентом общества был избран сэр Вальтер Скотт, и дело завертелось – молодые шотландские аристократы и интеллигенты радостно проводили сборы, попойки, процессии, и все это в килтах. Сам же Вальтер Скотт идеей не проникся, и продолжал носить во время мероприятий узкие шотландские штаны.


Сценка из 1822-го года – обратите внимание на разнообразие одежд

Годом торжества килта можно смело назвать год 1822-й, год государственного визита короля Георга IV-го в Шотландию, первого визита монарха ганноверской династии. Для того, чтобы встретить короля достойно, был создан комитет по организации торжеств, главой которого был избран Вальтер Скотт. Его помощником в части церемоний стал… полковник Стюарт. Неудивительно, что для охраны короля, проведения парадов, церемоний и прочих мероприятий организаторы выбирали преимущественно любителей килтов, «одетых в надлежащий костюм». Сам же Вальтер Скотт обратился к местным аристократам приехать в Эдинбург с подобие «свиты», т.е. визит превратился в некое подобие средневекового мероприятия с карнавальными костюмами и поддельной свитой.


Визит короля Георга в Эдинбург, 1822

Но не только килты стали «гвоздем» визита. В 1819-м году, когда началось обсуждение будущего визита, начались разговоры о том, что «каждому клану нужно будет себя выделить», в том числе и тартаном (до этого кланы не имели "своего" узора, однообразия в каком-либо клане могли достигать, к примеру, путем закупки крупной партии ткани для пошива одежды. В любом случае, аристократы ценили ткань поцветастее, вне зависимости от узора, случалось, что у одного человека одежда была сделана из ткани с совершенно разными узорами). Такие разговоры во многом были инспирированы шотландскими производителями шерстяной ткани, сообразившими, что в связи с визитом и массовым пошивом одежды, можно будет заработать дополнительные фунты на «эксклюзивности». Так, компания «Вильсон и сын» из Баннокберна, крупнейший производитель шерстяной ткани в Шотландии, начала совместный с лондонским Обществом хайлендов проект – в 1819-м году фирма выслала в Лондон каталог своих тканей, а в обществе распределили ткани по кланам и подтвердили, что тот или иной узор является узором конкретного клана. Как только визит был подтвержден, шотландскую аристократию охватила самая настоящая истерия – хорошие ткани со «своими узорами» раскупали так быстро, что тартаны стали раздавать безо всякой системы – лишь бы подогреть спрос. Так, клан Макферсонов (наследников Джеймса Макферсона, упомянутого выше) получил как «клановый тартан» узор, который ранее использовался в тканях, поставляемых в Вест-Индию для пошива одежды для рабов.


Георг IV в 1822-м году

В результате такой бурной деятельности «долинный» Эдинбург встречал короля Георга, одетый в полуфантастические одежды горцев, которые, по выражению зятя Вальтера Скотта, ранее 9-ю из 10-ти шотландцев считались ворами и разбойниками. Но чествование приезда короля удалось на славу – сам Георг, попавший под влияние чар Вальтера Скотта, казалось, был заворожен тем, как его, «практически Стюарта и наследника законных властителей Шотландии», встречают в Эдинбурге феодальные дружины. Он оделся в специально пошитый по случаю килт со специальным «королевским стюартским» тартаном (килт был пошит англичанами, фирмой Джордж Хантер и Ко. в Лондоне, за весь костюм пришлось заплатить больше 1300 фунтов по ценам того времени), и ходил, сопровождаемый повсюду целой свитой – от мероприятия мероприятию, следуя сценарию огромного спектакля, разработанного Скоттом с помощью Вильяма Генри Мюррея, местного драматурга из круга друзей Скотта. Кульминацией стал бал, данный шотландской знатью в честь короля.


Сатира на «шотландские экзерцисы» короля Георга

На бал организаторы (Скотт и ко.) настоятельно рекомендовали приходить в «платье горцев» или униформе, так как король сам должен был явиться на бал в килте. И вот, эдинбургские джентльмены начали выискивать у себя горские корни, чтобы подобрать себе тартан и пошить килт. Нехватка килтов была в те дни так велика, что некоторым пришлось одалживать килты у военных из шотландских полков, расположенных вокруг Эдинбурга. Визит короля вызвал массовый интерес к «древнему платью» и «клановым тартанам», а также начал создавать единый образ шотландцев, без реально существующего разделения на хайлендеров и лоулендеров. Зарождалась новая массовая национальная идентичность. Дело теперь было за всеобщим распространением образа «шотландца».


Часть 3 - Люди Работают

Несмотря на то, что Эдинбург в 1822-м году был охвачен «тартановой лихорадкой», истинными творцами концепции «тартанов шотландских кланов» стали братья Аллены.

читать дальше
Братья Аллены

Внуки британского адмирала Джона Картера Аллена, Джон и Чарльз, появились в истории о тартанах из ниоткуда, однако появились они вовремя – в период между 1819-м и 1822-м годами. В то время в преддверии поездки Георга IV в Шотландию, фирма Вильсон и Сын занималась изготовлением одежды для встречающих, и планировала издать каталог «тартанов кланов». Братья, видимо, идею ухватили, но реализовали ее самостоятельно и спустя много лет. До этого же они разъезжали по Европе одевшись в экстравагантное «платье горцев», поражавшее континентальных жителей, а заодно и поменяли свои фамилии – вначале на «более шотландское» Аллан, затем на Хей Аллан, ну и под конец на Хей. Параллельно братья начали «по секрету рассказывать» о своем дворянском происхождении – они были потомками фамилии Хей, эрлов Эррола. По правде, это могло быть и правдой, потому как их деда некоторые связывали с этой фамилией, но доказательств связи не было.

Вернувшись в Шотландию, братья смогли привлечь к себе внимание местной знати – отчасти своим поведением, отчасти – намеками на связи и происхождение. Увлеченные ними патроны предоставляли им право охотиться и жить в своих имениях, и одному из таких патронов, сэру Томасу Лаудеру, братья признались, что в их распоряжении есть древний документ, который когда-то принадлежал Джону Лесли, епископу Росса, и который впоследствии был передан их отцу самим Чарльзом Эдвардом Стюартом (последним из Стюартов-претендентов на британский трон). Документ этот, Vestiarium Scoticum, содержал в себе описания тартанов кланов. Но не просто горских кланов, в этом документе содержались тартаны и долинных кланов – совершенно невероятные новости! Оригинал, правда, в Лондоне, тут же добавили братья, но у них на руках есть копия, которую надо обязательно издать, чтобы поправить ошибки в существующих тартанах.


сэр Томас Лаудер

Такие новости были просто сногсшибательными – тем более для долинных аристократов, некоторые из которых могли с радостью ухватиться за возможность «проникнуться историей славного клана». Но все же сенсация нуждалась в подтверждении – посему за помощью обратились к Вальтеру Скотту, который, однако, оказался весьма и весьма скептичным, указав, что такой сомнительный документ следует проверить в Лондоне, специалистам Британского Музея. Сэр Томас согласился с таким подходом, но братья предоставили ему письмо «от отца», с полнейшим отказом предоставить документ, на полях которого были записаны некие приватные сведения, которые огласке не подлежали. Кроме того, писалось в письме, Вальтер Скотт вообще не авторитет, нечего у него разрешения спрашивать. Затея движения не получила, потому как явно попахивала аферой, а братья поспешно удалились на север Шотландии, под крыло нового патрона, лорда Ловата.

Там братья перешли в католичество и «скинули маски», назвав себя братьями Собесскими-Стюарт (Собесские – по фамилии своей пвесдо-пра-пра-бабушки, Стюарт – по фамилии – пра-пра-дедушки), Джоном и Чарльзом. Получив от лорда Ловата в распоряжение виллу, братья создали маленький двор, именовали себя не иначе как принцами, постоянно намекали на «тайные документы», а в это время работали над новым проектом.

В 1842-м году под редакцией братьев малым тиражом вышло богато иллюстрированное издание Vestiarium Scoticum. Сам документ, значительно изменившийся со времени первой находки «оригинала», сопровождался предисловием, в котором доказывалось, что это подлинный документ – однако все ссылки на другие копии документа, которые «все подтверждают», обычно заканчивались вздохами над тем, что таковые копии попросту исчезали – сгорали, были украдены или попросту испарялись. Несмотря на то, что издание не получило большой популярности (отчасти, из-за своего мизерного тиража), братья продолжали работать. Через два года они издали фолиант «Костюм кланов», в котором продолжили линию Vestiarium Scoticum. Новая книга содержала не только богатые иллюстрации, но и теоретическую часть, в которой авторы повествовали о том, что одежда горцев и их тартаны являются древним одеяниям, в котором в свое время ходила вся Европа. Однако, и на этот раз ссылки на источники вызывали сомнения в научности книги – длинная череда исчезнувших рукописей, либо документов, которые были только в руках братьев Собесских-Стюарт, ссылки на Vestiarium Scoticum как подлинный документ и т.п. В результате, новая книга не стала даже объектом критики. Братья продолжили работу.


Один из 50-ти экземпляров Vestiarium Scoticum

Новая книга вызвала бурную реакцию, но отнюдь не ту, на которую рассчитывали братья. Вышедший из-под пера братьей том «Истории столетия» стал причиной быстрого заката популярности братьев. В «Историях» братья решили отойти от обычного описания «древних горских костюмов» и написали, по сути, сагу о себе – потомках династии Стюартов. Учитывая то, что опирались братья по привычке на «сгоревшие рукописи», критика камня на камне не оставила на «Историях», а кроме того, теперь дело шло о политике – не каждый день объявляются претенденты на престол. Нельзя даже и представить, насколько быстро братья стали изгоями – в любом случае, от них отвернулись все их патроны, исчезли источники финансирования, а пребывание в Шотландии стало крайне нежелательным (чуть позже мы еще поговорим о том, как закончились приключения Собесских-Стюарт).

Однако одна вещь после братьев осталась – без изменений рисунки тартанов, содержавшиеся в Vestiarium Scoticum, были заимствованы лондонским Обществом хайлендов. База для популяризации «в народе» была создана, дело было за малым – пересказать Vestiarium Scoticum так, чтобы «поверили».


Часть 4 - Закрепление образа

Несмотря на то, что в глазах ученой общественности Vestiarium Scoticum так и не смог получить какой-либо ценности, эта книга не исчезла со страниц истории. Наоборот, события получили довольно предсказуемый оборот – книга стала основой для популяризации тартанов среди широких слоев населения. Занялось популяризацией лондонское Общество хайлендов, нанявшее для проведения работы еще одну интересную пару – Джеймса Логана и Роберта Макиана.

читать дальшеДжеймс Логан, абердинец, был большим любителем своей родины и ее истории, даже в ее мифологизированном виде. В 1831-м году он опубликовал книгу «The Scottish Gael», в которой и разъяснил свою точку зрения на происходящее. По аналогии с нынешними любителями поговорить о древних временах, Логан изложил «всю правду» о древних килтах, тартанах и прочих шотландских древностях, пообещав читателям продолжить свои изыскания о тартанах. За такой труд он был избран в президенты лондонского Общества хайлендов и приступил к работе. Одновременно, Логан состоял в агентах компании Вильсон и Сын, потому изыскания его принимали несколько специфический оттенок, принимая во внимание то, что эта крупнейшая шотландская компания по производству шерстяных тканей появлялась всюду, где речь заходила о тартанах. Работал Логан над трудом о тартанах вместе с товарищем, Робертом Рональдом Макианом, художником.


Иллюстрация кисти Макиана из книги Дж.Логана «Кланы шотландских хайлендов»


Иллюстрация кисти Макиана из книги Дж.Логана «Кланы шотландских хайлендов»

Результатом трудов стала вышедшая в 1843-м году (через год после выхода в свет Vestiarium Scoticum) книга «Кланы шотландских хайлендов», украшенная 72 иллюстрациями, в которых Макиан постарался, используя свою фантазию, показать, как носить тартан. То, что в книге содержалась благодарность братьям Собесским-Стюарт «за прекрасную работу», говорило о том, что Логан работу братьев изучал, тем более, что часть рисунков тартанов он просто «заимствовал» из Vestiarium Scoticum. Известно также и то, что компания Вильсон и Сын, которая «работала» с Собесскими-Стюарт, «поправляла» Логана во время написания его книги. К счастью для Логана, братья Собесские-Стюарт были дискредитированы, и его книга осталась единственным опубликованным и недискредитированным в глазах общественности источником сведений о тартанах.


Иллюстрация кисти Макиана из книги Дж.Логана «Кланы шотландских хайлендов»

Так, к 1850-м годам и сложились представления о том, как должны выглядеть шотландцы. В 1850-е годы, когда «шотландская тема» добралась до королевского двора и закрепилась там, в свет стали выходить работы, предназначенные для массового читателя – только в 1850-м году вышло три работы. Все они базировались на двух источниках – на книге Логана и Vestiarium Scoticum (которую использовали без упоминания, просто заимствуя оттуда рисунки и описания).


Королева Виктория со своим слугой Джоном Брауном, 1863-й год. Эта фотография поступила в продажу, и в первый год было продано 13 тысяч копий ее.


Будщий король Георг VI в молодости

Сегодня тартаны и килты (а также волынки и шапка-гленгарри, «традиционность» которых мы не будем описывать) являются «визитной карточкой» шотландцев, воспринимаемые как древние традиционные одеяния шотландского народа. Сувенирные магазины в Шотландии забиты килтами и клетчатыми вещами, достаточно много шотландцев продолжает носить «одежду предков» и еще большее количество одевается в «тартаны своего клана» по праздникам, а количество тартанов все время увеличивается с возникновением новых фамилий, кланов и групп. И, несмотря на то, что история этих «одежных» традиций не такая, какой они себе ее представляют, люди счастливы, «и это главное». Особенно радуются наследники дела компании Вильсон и Сын -такие как сикхская семья Сингхов, содержащая в Шотландии 25 магазинов по продаже традиционной шотландской одежды.


Рошан Сингх, шотландский сикх

За сим историю о доблестных шотландцах разрешите закончить.

Данный цикл заметок базируется на статье сэра Хью Тревора Роупера "The Invention of Tradition: The Highland Tradition of Scotland",в сборнике "The Invention of Tradition" под редакцией Эрика Хобсбаума, первый раз выпущенного в 1989 году.

* У этой версии, однако, есть противники (шотландцы и их потомки в США, в основном), которые утверждают, что килт-юбка появился в конце 17-го - начале 18-го века до затей Роулинсона. Однако, доказательств таким утверждениям они не приводят.

Источник

Пишет  Клятый_Вомпэр:

Просто фото


Автохром братьев Люмьер.

URL записи

Пишет [J]Д ж е р р и[/J]:

Парадокс Стокдейла

Адмирал Джим Стокдейл был старшим по званию среди американских военнопленных в "Ханой-Хилтоне" - лагере для военнопленных во время войны во Вьетнаме. Его пытали более двадцати раз за восемь лет его пребывания в лагере (с 1965 по 1973), он не пользовался никакими правами военнопленного, не знал своего срока освобождения, не знал, увидит ли когда-нибудь снова свою семью. Но он оставался командиром, делая все возможное, чтобы другие военнопленные, несмотря на пытки, вышли из испытаний несломленными и могли противостоять попыткам использовать их в пропагандистских целях. Однажды он ударил себя табуретом и порезал бритвой, преднамеренно изуродовав, чтобы его не смогли заснять на видео как пример пленного, с которым хорошо обращаются. В письмах к жене он сообщал секретную разведывательную информацию, зная, что если это обнаружится, его снова будут пытать и, возможно, убьют.

читать дальшеОн придумывал приемы, которые помогали людям переносить пытки (никто не может сопротивляться пытке бесконечно, поэтому он разработал пошаговую систему - после X минут вы рассказываете немного, потом еще немного, так у солдат появлялись ориентиры, за которые они цеплялись, и это помогало им переносить боль).

Он придумал систему передачи информации, чтобы уменьшить ощущение изоляции, которую пытались установить тюремщики; это была настоящая азбука Морзе: чередования 5 стуков кодировали буквы алфавита (тук-тук - "а", тук-пауза-тук-тук - "б", тук-тук-пауза-тук - "ф" и так далее для 25 букв, двойное "с" значило "к"). Однажды, когда должна была царить тишина, заключенные заполнили центральный барак стуком, отбивая "Мы любим тебя" Стокдейлу и отмечая так третью годовщину с того дня, когда он был сбит.

После освобождения Стокдейл стал первым в истории военного флота трехзвездным офицером, получившим дважды награду летчиков и медаль "За отвагу", присуждаемую Конгрессом США. Можете понять, почему я был так взволнован в ожидании встречи со Стокдейлом. Один из моих студентов, которому случилось изучать философов-стоиков в Гуверовском институте, прямо через дорогу от моего офиса, написал работу о Стокдейле, и Стокдейл пригласил нас обоих на ланч. Готовясь к встрече, я прочитал "В любви и на войне" - книгу, которую написали Стокдейл и его жена, главы чередовались: его записки, ее записки, и так обо всех этих восьми годах.

Читая, я все больше чувствовал себя подавленным. Все казалось настолько мрачным - неопределенность его судьбы, жестокость его тюремщиков, и так далее. Но затем я одернул себя: "Вот я сижу в своем теплом и уютном кабинете, смотрю на замечательный университетский городок Стенфорда, за окном чудесный субботний полдень. И я подавлен, хотя знаю, чем все закончилось! Я знаю, что он был освобожден, вернулся к своей семье, стал национальным героем и провел остаток своей жизни, изучая философию в этом же университете. Если это подавляет меня, то, ради всего святого, что же чувствовал он, когда был там и не знал, чем все это кончится?."

- Я никогда не терял веры, - ответил он на мой вопрос. - Я никогда не сомневался не только в том, что выйду, но и в том, что останусь победителем, и то, что я пережил - это опыт, определивший всю мою дальнейшую жизнь, и я ни на что бы его не променял.

Некоторое время мы молчали, продолжая медленно идти по направлению к факультетскому клубу, Стокдейл прихрамывал и волочил ногу, которая так полностью и не зажила после пыток. Когда мы прошли около 100 метров, я спросил:

- А кто не выживал?

- О, это простой вопрос, - ответил он. - Оптимисты.

- Оптимисты? Не понимаю, - я был совершенно сбит с толку.

- Оптимисты. Это те, кто говорил: "Мы выйдем отсюда к Рождеству". Рождество приходило и уходило. Тогда они говорили: "Мы выйдем отсюда к Пасхе". И Пасха приходила и уходила. Затем День Благодарения и снова Рождество. И они умирали. Не выдерживали.

Мы продолжали идти молча. Затем он повернулся ко мне и сказал:

- Вот один очень важный урок: никогда не путайте веру в то, что вы победите (а вы не можете позволить себе потерять эту веру) с суровой необходимостью трезво смотреть фактам в лицо, как бы ужасны они ни были.

По сей день я храню в памяти образ Стокдейла, убеждающего оптимистов: "Имейте в виду, мы не выйдем отсюда к Рождеству".

URL записи

Пишет  kate-kapella:

Фарфоровые цветы и святой Георгий
Вдогонку к предыдущему посту.
1) Что особенного в этом букете? Я сначала подумала, что это обычные цветы, просто слегка подвявшие или специальным образом забальзамированные. Потом, что они искусственные, потом, что шелковые...


Под катом два довольно больших фото.
читать дальшеИ только когда внимательно прочитала табличку, поняла, что они фарфоровые. Кстати, это был чуть ли не единственный на всей выставке экспонат, защищенный стеклом. Понятно почему - руки так и тянулись пощупать лепестки, потому что глаза отказывались верить, что это фарфор.

И о музее: www.mishanita.ru/2008/11/12/9516/

2) Конопиште (все фото не мои).



Немного о замке и о нашей... странной реакции на коллекцию святых ГеоргиевВ Конопиште мы сходили на экскурсию по северному крылу, кстати, коллекция оружия и доспехов там роскошная.

А потом мы заглянули на выставку изображений святого Георгия. Дело в том, что эрцгерцог Франц-Фердинанд, фактически последний владелец замка, был личностью своеобразной. Я вообще теперь не могу понять, как он находил время на личную жизнь, политики и уж тем более коллекционирование, если все свое время проводил на охоте. Когда его убили, ему было всего 50 лет, а он к этому времени успел настрелять около 300000 животных. По-моему, это уже не хобби, а психоз.

Впрочем, речь не о нем, а о его коллекции святых Георгиев.
Вот уж это коллекция, так коллекция. Кто-то собирает слоников, кто-то кошек, кто-то медвежат, а Франц-Фердинанд собирал любые изображения святого Георгия. И возможности у него были не чета нашим, поэтому в его коллекции все что угодно - от подвесок до статуй, от резьбы на слоновой кости до расписных кроватей. Деревянные, каменные, золотые, бархатные. Целый зал святых Георгиев.

Но самое интересное на таком фото конечно не разглядеть. Георгиев там много, змеев тоже, причем разнообразных. Но в основном почему-то очень маленьких, размером чуть крупнее собаки. Сестру умилил махонький такой змей, который лежал под ногой Георгия, на спине, а лапкой жалобно цеплялся за его ногу. Самый приличный змей был на картине, где Георгий сломал об него копье и теперь добивал мечом. В общем, походить и посмотреть там есть на что. Кстати, почти все Георгии с роскошными огромными усами, особенно те, что XVIII-XIX веков.

Это кажется Георгий XVI века, пока еще безусый.

Однако больше всего нас впечатлили барочные Георгии (они не из этой галереи, показываю просто для того, чтобы было понятно, в чем их особенность).

А теперь представьте себе сотню подобных Георгиев, причем в большинстве своем немного поврежденных временем и потерявших копья. Мы на них не могли смотреть спокойно - томные манерные Георгии с поднятыми руками и такие же манерные змеи... Названия придумывались сами собой: "Святой Георгий, танцующий со змеем", "Святой Георгий, кормящий змея", "Святой Георгий, флиртующий со змеем", "Святой Георгий, играющий со змеем в мячик"... Незабываемое впечатление.

URL записи

Пишет  Луче Чучхе:

О послаблениях и "пользе" от патриархата.
Тема, которую мне самой пока очень, очень, очень сложно воспринимать.

Сначала цитата из Джордж Элиот (англ. George Eliot) настоящее имя Мэри Энн Эванс.
"Разумеется, леди, на которых направлена наша критика, привыкли, что им говорят - тщательно отбирая рекламные фразы - что они блистательно нарисовали картины из жизни, что их персонажи хорошо проработаны, у них изумительный стиль и высокие чувства. Но если они хотят возмутиться нашей дерзостью, мы бы попросили их задуматься на минуту о том, как их восхвалители скупо хвалят и как мелочно придираются к писательницам, чьи произведения на пути к статусу классики.читать дальше Как только женщина покажет, что обладает одаренностью или впечатляющим талантом, она получит весьма умеренную похвалу, но резкую критику. Будто стремясь уравнять температуру, если талант женщины на нуле, журналисты кипят одобрением будто смола. Если она становится посредственностью, это уже не более, чем летний зной. Но если она достигает совершенства, энтузиазм критиков падает до температуры замерзания. К Гарриет Мартино, Керрер Белл, и миссис Гаскелл относились так же бесцеремонно, как если бы они были мужчинами. И любой критик, который высоко оценивает вклад женщин в литературу, будет принципиально воздерживаться от любых необычных послаблений в отношении творчества женщин-литераторов. Каждому, кто смотрит на женскую литературу широко и беспристрастно, должно быть понятно, что самые большие недостатки едва ли исходят из нехватки интеллектуальных способностей. Скорее, их причиной служит отсутствие моральных качеств, которые способствуют успехам в литературе: терпения и усердия, чувства ответственности за опубликованное и умения ценить святость писательского искусства. В большинстве книг, написанных женщинами, можно найти конструкции, которые произрастают из отсутствия сколько-нибудь высоких стандартов."
А вот пост и ветка, из которой я взяла цитату - elpervushina.livejournal.com/176720.html?thread...

Мне кажется, там очень характерный диалог и затронута важная, но при этом и болезненная для женщин тема. Настолько болезненная, что ее обычно стараются обходить стороной, а может быть, и искренне не замечают. Затрагивание ее воспринимается как принижение женщин, отрицание давления патриархата или еще как-нибудь.
Это тема _реально существующих_ послаблений и привилегий, которые дает женщине патриархат.
Да, в общем и целом патриархат вовсе не означает сладкую жизнь за каменной спиной отца или мужа, те, кто рассказывает, как хорошо и беззаботно, легко и радостно было женщинам в более патриархатном обществе, чем наше, врут. Да, существует стеклянный потолок, несерьезное отношение и ожидания, что раз женщина - значит говорит чушь и делает фигню, в лучшем случае какую-нибудь "специально-легкую женскую фигню" вроде ухода за маленькими детьми и лежачими больными (и неважно, что она говорит и делает на самом деле, и насколько тяжел этот труд).
Это все так.

В чем состоит послабление и привилегия - как раз в возможности _на самом деле_ говорить чушь и делать фигню, несерьезно относиться к делу и быть чрезвычайно чувствительной к себе и своей тонкой душевной натуре в ущерб всему остальному, оценивать результаты своего труда по "специальной шкале с послаблениями" и не получать в ответ соответствующую обратную реакцию от окружающих.
читать дальшеДа, если женщина делает и говорит дело, она с какой-то вероятностью (зависит от конкретной среды) будет воспринята как говорящая чушь и делающая фигню, оценена как "не-женщина", ненастоящая женщина, мужеподобная, как-нибудь осуждена или даже нарвется на настоящую агрессию.
Но если она говорит чушь и делает фигню, она с какой-то вероятностью (зависит от конкретной среды) получит вовсе не такую ответную реакцию, какую получил бы на ее месте мужчина. Местами это просто более мягкая реакция. Это могут быть специальные "женские" стандарты оценки качества сделанного или сказанного. Это может быть отсутствие "в морду" (хотя я вовсе не утверждаю, что "в морду" вообще - это всегда так уж хорошо и правильно). Это могут быть реверансы там. где мужчина получил бы ужесточение позиции собеседника. Это могут быть более мягкие выражения несогласия. Это может быть деланое согласие (но поди пойми, что оно деланое). Это может быть съезд с темы с тем, чтобы не заострять. И так далее. В какой-то степени в нашем обществе это присутствует... да почти везде.

И еще один способ своеобразным образом получить своеобразное послабление - там, где мужчина услышал бы "ты творишь фигню, ты делаешь чушь, ты просто дурак, ты не умеешь думать, ты поступаешь подло, ты поступаешь трусливо" женщине скажут что-то вроде "все женщины плохо думают, творят чушь, не умеют думать, слабы волей, у женщин нет чести, женщины трусишки". Да, послабление действительно ну очень своеобразное. О такой вот тенденции любую ошибку женщины сразу обобщать до характеристики всего женского рода много говорят феминистки, но всегда в одном ключе - как это для женщины неприятно и вредно.

Но если и другое измерение - в чем это для женщины приятно и "полезно" (в кавычках полезно).
Это дает чудную возможность сходу включиться в борьбу против угнетения и гадкого патриархата, полностью пропустив этап оценки своих действий - а не творю ли я (вот я лично, прямо сейчас, вот этими конкретными действиями) фигню, а не является ли сказанное мною чушью, а не веду ли я себя как дура, не поступила ли я подло и трусливо. Ну а как же, патриархат нападает, до оценки ли тут себя и собственных действий!

Это все создает "специальный сниженный женский стандарт" для всего, и этот стандарт прежде всего у нас в головах. Да, мы можем не думать именно "я женщина, значит мне можно, значит мои результаты нужно оценивать по специальной женской шкале" - так иногда (не всегда!) думают сильно патриархальные женщины, привыкшие пользоваться теми выгодами, которые все же представляет патриархат, причем практически сознательно пользоваться. Это может быть встроенная, почти не воспринимаемая на уровне сознания сниженная шкала, не осмысленная, но действующая, когда женщина просто не выдвигает к себе такие же требования по качеству работу, осмысленности и продуманности слов, отсутствию подлости и трусости, какие принято выдвигать к мужчинам (и там, где речь идет о ее близкорубашечных интересах, такие требования к другим выдвигает и она сама). Ее неосознанность делает ее еще более опасной у партиархатной женщины такой подход ближе к уровню убеждений - вот, жизнь такова, что мне часто приходится корячиться больше, чем мужчинам, так я хочу за это компенсацию. Неосознаваемый же сниженный подход больше похож на невроз или на те самые неосознанные ожидания от мальчиков и девочек - что девочка, например, будет более эмоциональна, любая девочка, в любых обстоятельствах, эмоциональнее любого мальчика, в таком духе.

Полное отсутствие осознания этого шутит именно с феминистками злую шутку - и это закономерный и ожидаемый результат отказа от патриархального взгляда. Нет, я не говорю, что вот, надо значит отказываться от феминизма, это полная хрень. Надо, значит, внимательно всматриваться в себя, зная, что такие спецэффекты возможны, замечать их в себе _чрезвычайно_ неприятно, болезненно и не хочется, отказываться от этих привилегий очень сложно, тем более многие будут чуть ли не силой их тебе пихать, а те, кто не будет, поначалу будут восприниматься как злые и нехорошие, недоброжелательные люди.

Очень легко воспринять мои слова как наезд на феминисток.
И, если что, я сама с огромным трудом думаю на эту тему и очень далека от того, чтобы толком воплощать это в жизнь.

URL записи

Пишет  _FOTINA:

ДИАЛОГ КУЛЬТУР
 LinaMalina, спасибо!

Популярное языкознание

Русский, французский и китайский лингвисты решили написать имена друг-друга каждый на своем языке.

- Моя фамилия Ге - сказал француз китайцу.
- В китайском языке два иероглифа Ге, но, к сожалению, не один из них не подходит для фамилии.
- Почему?
- Потому что один имеет значение "колесо", а другой передает звук, с которым лопается мочевой пузырь осла.
- А что плохого в колесе?
- Мужское имя не может быть круглым, все будут считать тебя педиком. Для твоего имени мы возьмем иероглиф Шэ, означающий "клавиатура", "корнеплод", "страница" а также прилагательное "бесснежный" и дополним его иероглифом Нгу, означающим мужской род. В конце я пишу иероглиф Мо - "девственный".
- Но.. это, мягко говоря, не совем так..
- Никто не будет считать тебя девственником, просто без иероглифа Мо иероглифы Ше-Нгу означают "сбривающий мамины усы"

читать дальше- Хорошо, теперь я напишу твое имя.
- Моя фамилия Го.
- Отлично, я начну твою фамилию с буквы G.
- Что означает буква G?
- У нас, европейцев, сами по себе буквы ни хрена не значат, но чтобы проявить к тебе уважение я поставлю перед G букву H - во французском она все равно не читается.
- Отлично! Дальше O?
- Нет, чтобы показать, что G - произносится как Г, а не как Х, надо после G поставить букву U, а также H - чтобы показать, что U не читается сама по себе, а только показывает, как правильно читать G, и буквы EY, показывающую, что слово не длинное и скоро кончится.
- Hguhey.. дальше O?
- Нет, О во французском произносится как А или Ё, в зависимости от стоящих по соседству букв, ударения и времени года. Твое чистое О записывается как AUGHT, но слово не может кончаться на T, поэтому я добавлю нечитаемое окончание NGER. Вуаля!

Русский лингвист поставил бокал на стол, взял бумажку и написал "Го" и "Ге".

- И всё?
- Да.

Француз с китайцем почесали в затылке.

- Хорошо, как твоя фамилия, брат?

- Щекочихин-Крестовоздвиженский.

- А давайте просто бухать? - первым нашелся китаец.

Русский кивнул и француз с облегчением поднял тост за шипящие дифтонги.

(с) Артём Голиков
artemg


URL записи

Пишет  AlisaCat:

Как сообщает местное издание Verdens Gang, 16-летний норвежец решил опробовать на своем iPhone приложение, имитирующее звуки живой природы. По утверждению разработчиков, животные принимают эти звуки за настоящие.

Подросток убедился, что это действительно так, однако лишился своего iPhone. Он включил имитацию крика кролика и положил смартфон на землю, пока его друг снимал видео. На звук пришла лиса, которая схватила гаджет и убежала с ним.

Подростки тут же позвонили на iPhone, и животное приняло вызов. В динамике они услышали лишь шуршание и потрескивание. Затем они отправили на украденный телефон смс-сообщения, и получили от лисы ответ, состоящий из случайно набранных символов.

URL записи